«Я убила мужа-тирана и отсидела 6 лет»: откровенный рассказ от первого лица

Впервые он ударил меня через две недели после знакомства. Напился и приревновал к другу, когда мы тусовались во дворе. Я сидела перед ним на лавке, а он со всего маху двинул ногой мне в лицо. Я упала и напоролась виском на торчащий из дерева штырь. Еще пара сантиметров – и железо пробило бы глаз. Друзья вызвали милицию, но приехавшим сотрудникам я сказала, что поранилась сама. Я даже не хотела думать, что Колю могут забрать. Наутро он удивился: откуда у меня гематома? Не верил, что сделал такое, и горячо извинялся.

Я простила. Коля был первым мужчиной, которого я полюбила так сильно, самым добрым и нежным человеком, которого я когда-либо встречала... Но только по будням. Уже с вечера пятницы он начинал напиваться и превращался в монстра. Ревность доводила его до исступления: он вспоминал какие-то «подозрительные» эпизоды, обзывал моих знакомых парней, а когда я за них заступалась, набрасывался с кулаками. Милицию я не вызывала, в больницу не обращалась – боялась, что не смогу без Коли, если его посадят. Но не раз выгоняла его из квартиры моих родителей, где мы жили. И каждый раз через несколько дней мы снова были вместе. Он обещал, что все изменится. Я верила и надеялась, что Колю исправит брак, а потом рождение ребенка. Через три года, когда появилась дочь Даша, стало окончательно ясно: ничего не изменится. Я начала общаться с другом детства и попросила Колю вывезти свои вещи.

Муж понял, что на этот раз теряет меня по-настоящему, и две недели ухаживал так, как не ухаживал никогда. И я сдалась. Опять! Спустя пару дней он запинал меня до полусмерти на лестничной клетке, свекровь еле оттащила. Соседи не вмешивались, родители тоже. В начале наших отношений мама умоляла меня расстаться с Колей, но разговоры результата не дали. Родители только вздыхали, что рано или поздно мы друг друга поубиваем. Но, конечно, они думали, что меня убьет муж.

Случилось наоборот. В 2009 году, в один из июльских дней, мы приехали со свадьбы друзей из другого города. Усталая, я легла спать пораньше. Проснулась в 10 вечера от шума: Коля пил с моим отцом в другой комнате. «Коль, тебе завтра на работу к пяти утра, заканчивай», – попросила я. В ответ услышала: «Да отвали!» – «Я собираю вещи
и уезжаю к Насте», – сказала я и ушла на кухню. Позвонила сестре. Положила трубку, в дверях появился муж. Не успела я ничего сказать, как он бросился ко мне и начал душить. В глазах потемнело, я не могла вдохнуть. Пыталась отцепить его пальцы, но они казались железными. В этот раз муж не издевался надо мной – он меня убивал.

Собрав последние силы, я оттолкнула Колю, схватила со стола нож и крикнула: «Отстань от меня!» Коля прохри- пел: «Ну давай, режь!» – и ринулся вперед. Я закрыла глаза и ударила его, кажется, куда-то в плечо. Когда открыла, из Колиной груди хлестала кровь. Он медленно оседал на пол. Я схватила тряпку, приложила к ране и позвала папу. На крик из комнаты вышла Даша, но мама увела ее.

Помню, как стояла у подъезда. Подошел бывший муж сестры – она его отправила узнать, все ли в порядке. «Где Коля?» – «На кухне лежит, скорую ждет». Я уже привыкла к подобным стычкам, после них мы с Колей всегда мирились. Когда приехали врачи, я проводила их в квартиру: «Вот он, смотрите». – «А чего смотреть? Тут труп». Время остановилось. «Как труп? Вы что, обалдели?!» Кинулась к Коле – он был холодный. Я почувствовала, что задыхаюсь, хотя теперь меня никто не душил.

«Я просто хотела, чтобы он меня отпустил... Я просто хотела, чтобы он меня отпустил...» – повторяла я, пока меня везли в отделение. Милиционеры записали показания, а следователь с сомнением спросил: «И где кровоподтеки?» Экспертиза обнаружила у меня на шее всего один отпечаток. Вскрытие показало, что разбита грудная кость – настолько сильным был удар. Ночью в «обезьяннике» я думала о дочери: как она будет жить, если ме- ня посадят, сможет ли простить меня.

Из СИЗО меня выпустили на третьи сутки. Я хотела поехать на похороны, но родители испугались: «Да тебя его родня рядом положит!» Свекровь меня не простила до сих пор, хотя мы общаемся и я помогаю ей чем могу. Я горевала по Коле, но понимала, что ничего хорошего от отношений с ним ждать не приходилось. Меня беспокоила участь Даши. Через органы соцзащиты я устроила дочь в сад и старалась проводить с ней каждую минуту.

Следствие длилось полтора месяца. Родители влезли в долги, наняли адвоката. Доказать само- оборону не удалось, меня обвиняли в убийстве.

1 октября 2009 года состоялось последнее слушание. Судья вернулась в зал, чтобы огласить решение. Мои ноги стали ватными. Она открыла папку. Я закрыла глаза. «Шмелева Елена Викторовна признана виновной по статье 105 части 1 Уголовного кодекса Российской Федерации и приговорена к 6 годам лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима». Я разрыдалась. Родные поспешили ко мне. Мы обнялись, на меня надели наручники и увели.

Наши суды крайне консервативны в вопросе о домашнем насилии: если женщина защищалась и убила нападающего, это почти всегда трактуется как убийство или причинение тяжкого вреда, повлекшего смерть. Средний срок наказания – 6 лет. Основания для самообороны признают, если агрессор был вооружен. Ясно, что мужчина может убить женщину и голыми руками. Но в таких случаях доказать угрозу жизни женщины удается редко. Часто суд считает меры самообороны превышенными. А что предпринимать, чтобы не превысить? «Громко звать на помощь или вызывать полицию», – это реальная рекомендация судей. Но вот что советую женщинам я: для обороны используйте электрошокер или баллончик. А если эта страшная ситуация уже произошла, не давайте показаний, пока не поговорите со своим, а не назначенным адвокатом.

Тем же вечером я приехала в колонию. Шла по чистым дорожкам мимо трехэтажных корпусов с цветами в окнах и удивлялась. Все это напоминало пионерлагерь. Кошмаров, о которых рассказывают в новостях, я не увидела и позже. Самое страшное, с чем мы сталкивались, – круглосуточный труд. Меня определили в цех шить одежду для полиции. Поднимали в 5:20 утра, отбой звенел в 21:20, но часто мы не выполняли план и работали без выходных до 3–4 ночи. На сон оставалось полтора часа, но администрацию это не смущало. Заключенные все стерпят, лишь бы получить условно-досрочное освобождение. Я же молчать не могла и часто получала так называемое нарушение.

Приходилось отрабатывать: помогать в столовой, мыть баню после отрядов, разгружать фуры с картошкой, а еще участвовать в концертах. Мы ставили сказки и пьесы, например, к 9 Мая подготовили «А зори здесь тихие». Желающих играть находилось немного: «плясать для ментов» считалось позорным. А мне нравилось. Это помогало не срастаться с колонией всеми мыслями. Я жила этими моментами и встречами с родителями и дочкой.

Раз в три месяца они приезжали на короткое четырехчасовое свидание и с той же частотой – на длительное. Снимали на пару суток комнату в общежитии, и в эти дни я вспоминала, какая она – обычная жизнь.

Наверное, это прозвучит странно, но я не жалею, что шесть лет провела в колонии. Я многое переоценила. Поняла, как сильно хочу помогать родителям, как важно уважать себя и что никто не имеет права поднимать на тебя руку. Я прочувствовала, что такое любить на самом деле.

Освободилась 25 сентября 2015 года. Дочь училась во втором классе. Ровесники дразнили ее бомжонком: бабушке и дедушке сложно уследить за ребенком. «Как же я перед тобой виновата!» – плакала я, обняв Дашу. Но дочь отвечала: «Мама, не ты, а тот, кто заставил тебя это сделать». Ее безусловная любовь – лучшее, что случалось со мной в жизни.

Сейчас я снова замужем. Максим слова грубого не скажет, окружает заботой, и не только по будням. Я сдала на права, купила машину, создаю свой бизнес. В прошлом году родила второго ребенка. Люблю и любима, теперь по-настоящему. Жалею только, что мы не можем предугадать, как все сложится. Теперь я точно знаю: когда мужчина бьет, надо сразу с ним расставаться. Если бы девять лет назад я поняла, что наши с Колей больные чувства – путь в никуда, без шанса на спасение, ушла бы без всяких сомнений. Не получила бы тогда клеймо убийцы, а ребенок не вырос бы без отца. Но, как говорится, живем мы не на черновик.