Пелагея: глас народа

Да нет, все гораздо прозаичнее – меня назвали Пелагеей в честь прабабушки. Моя мама ее очень любила, много времени с ней проводила. К сожалению, баба Поля не дожила до моего рождения несколько месяцев. Но у нас в семье принято рассказывать разные истории о ней и многочисленных родственниках, поэтому картина семьи у меня в голове четко вырисовывается. Доходит до того, что я себя ловлю на жесте или фразе и думаю: «О! Это у меня от тети».

Как в «Обыкновенном чуде»: «Во мне проснулся дед с материнской стороны».

Так и есть. Кстати, я похожа на бабу Полю и внешне, и по характеру.

Чувствуешь с прабабушкой связь?

Даже больше – я считаю, что она мой ангел-хранитель.

А как тебя зовут домашние?

Поля. Не Полина и не Пелагея, конечно.

В школе тебе прозвища не придумывали?

Знаешь, к моему имени не так-то просто прозвище придумать. (Смеется.) И я была рада, что никого из детей больше так не зовут. Был, ну может, год, когда я хотела стать Кристиной, или Ангелиной, или Альбиной. Но потом поняла, что я другая, что у меня прекрасное имя. Я его очень люблю.

Кажется, что детство у тебя закончилось лет в 5-6. А дальше – конкурсы-учеба, учеба-конкурсы. В куклы-то удавалось поиграть?

Да не было особых конкурсов. Был один, который я и выиграла. Я росла ребенком подвижным, и меня не просто было усадить заниматься музыкой. Всегда была очень общительной и с детства отличалась позитивным отношением к жизни. Кстати, я это в себе очень берегу, хотя порой от своей открытости страдаю. Всегда вижу в людях хорошее и порой не обращаю внимания на сигналы, звоночки: «Дзинь, вот здесь, Поля, может возникнуть сложность». Ну и получаю потом. Разочаровываюсь. Потом забываю, опять очаровываюсь. И так по кругу. Однако я не черствею.

Расскажи о своей маме. Как ей удается совмещать обязанности твоего продюсера и собственно мамы?

Моя мама – продюсер, которого днем с огнем в Москве не сыщешь. Я счастлива, что она занимается проектом под названием «ПЕЛАГЕЯ». Сначала она этот «проект» родила (Смеется.), а теперь всячески ему помогает. Чем больше я наблюдаю за судьбами разных талантливых людей, тем больше ценю ситуацию, в которой оказалась, опять же благодаря маме. Допустим, есть вокруг тебя свита, которая тебе в рот смотрит и восхищается, какая ты прекрасная, как ты все делаешь не-ве-ро-ят-но и за-ме-ча-тель-но! А на самом деле все не так. У человека от огромного количества выступлений глаз замыливается, и он уже не понимает, на каком он свете. Приемничек в голове, настроенный на космос, начинает барахлить. Поэтому круто, когда рядом есть тот, кто обладает профессиональным чутьем. Он честно может сказать: смотри, вот тут ты поешь на автомате, вот здесь вообще зря так сделала, а тут, наоборот, все прекрасно. Такие советы очень нужны. И за детство мне маму тоже нужно благодарить. Я сейчас понимаю, что росла в таком закрытом микромире. Мама создала просто тепличные условия и продолжает это делать сейчас. Благодаря ей я не знаю, что такое жестокий и подлый российский шоу-бизнес.

И как вы с мамой в Москве оказались?

Нам предложил контракт замечательный человек – Игорь Тонких. Он не любил слово «продюсер», говорил, я издатель. На его лейбле тогда выпускались самые продвинутые люди – «Ва-Банкъ», «Чайф», Tequilajazzz. Занимался дистрибуцией в России Depeche Mode, The Prodigy. Игорь перевез нас в Москву, снимал квартиру первое время, и мы параллельно записывали альбом. Я попала в атмосферу неформальной музыки и просто с головой окунулась в рок-н-ролл. Совершенно в него влюбилась. Однако я всегда знала, что по-настоящему моя музыка – народная. Я ее чувствую. Рок-история в чистом виде у меня бы не получилась.

А мне почему-то кажется, что по энергетике рок и народная музыка схожи.

Нет, они часто разные. Энергетика народной песни всегда со знаком плюс. И я стараюсь именно ее со сцены транслировать. Даже если встречаются какие-то тяжелые произведения, а их очень много в русской песенной традиции: когда все умерли, друг друга бросили, – все равно это светлая история. Я всегда стараюсь и для героя песни, и для себя самой как-то весь негатив оправдать и добавить светлых эмоций. Это моя человеческая природа. В рок-н-ролле всегда много протеста, а во мне его нет, во мне больше женского. И все мое творчество положительно заряженное. Я вообще считаю, что порой артисты халатно относятся к своему дару, к профессии: ну, подумаешь, вышла, спела. На самом деле мы все-таки некие проводники энергии, и надо к этому дару бережно относиться.

Я, кстати, заметила, что когда ты поешь, то очень помогаешь себе руками.

Да, это чистая правда, у меня с детства такая привычка. Это происходит неосознанно. Руки – мои суперпомощники.

Расскажи о своей группе «ПЕЛАГЕЯ». Она давно существует?

В этом году будет 15 лет. Состав с тех пор почти полностью поменялся. Из старичков остались только три человека: я, мама и Паша Дешура, наш гитарист и мой лучший друг. Мы с Павликом познакомились, когда мне было 10, ему 11. Произошло это в Суздале, в детском лагере для одаренных детей. Позже, когда возникла идея живого состава, Паша был первый, кого мы позвали. Очень важно, чтобы люди в группе были схожи. Ведь то, что происходит на сцене, особенно если это касается живой музыки, – шаманский процесс. Энергии переплетаются, и если где-то возникнет затык, волшебства может не получиться.

Скажи, а нужна ли сейчас та русская песня, с которой коротали вечера наши прапрабабушки? Люди, похоже, довольны суррогатными хитами «Золотого кольца» или «советской народной песней», ничего общего с истоками не имеющими.

Конечно, нужна. Это как истории о родственниках, о которых мы говорили вначале. Если ты знаешь корни – семьи, народа, то потом, когда возникают вопросы к себе, к своей стране, гораздо проще на них ответить, объяснить какие-то вещи. Нужно же читать Пушкина. Есть вечные ценности.

А стоит ли тогда эту народную песню миксовать с современными ритмами, инструментами? Ведь это то же самое, что ставить произведения Александра Сергеевича в хайтековских декорациях.

А почему нет? Если ты уважаешь материал, который актуализируешь, и не пытаешься над ним надругаться, тогда все возможно. А если это делается только для того, чтобы показать: «Смотрите, сейчас мы превратим этот нафталин в нечто молодежное» – то ничего не получится.

У тебя нет страха потерять голос?

Есть, конечно. Но и поскользнуться, упасть на улице я тоже боюсь, да много чего еще. У меня есть замечательный фониатр Лев Борисович Рудин. По совместительству мой кум – я крестная его ребенка. Такой специалист – важнейший человек в жизни певца. Лева исполняет разные функции: и фониатора, и психолога. Нас, вокалистов – очень мнительных людей, – иногда надо просто успокоить, потому что звучание голоса зависит от всего, в том числе и от душевного состояния.

Я слышала, что все твои костюмы шьет мама. Что, вот так прямо садится за машинку и шьет?

Да, вот прямо так. А потом еще руками вышивает. Мама всю жизнь этим занималась. В советское время, когда выделиться было сложно, шила себе все сама, даже школьную форму. У меня в детстве всегда были самые крутые шмотки – ее производства. Мы жили скромно, и мама зарабатывала тем, что делала костюмы разным артистам и коллективам. Заказы были из Читы, Москвы, Питера и даже из Японии. Мы на эти деньги жили. А теперь она делает костюмы только группе «ПЕЛАГЕЯ»!

И участников группы обшивает?

Конечно. И некоторые костюмы проекта «Голос» тоже созданы ее руками.

Кстати, как ты попала на проект?

Мне позвонили и предложили.

И ты, не раздумывая, согласилась?

Ну что ты! Целые сутки размышляла. Я смотрела до этого американский «Голос», английский, и понимала, что это классный проект. И задумка с поворачивающимися креслами крутая. Я вписалась в него еще и потому что мне было интересно попробовать себя в качестве... не наставника, мне не нравится это слово, а советчика, сотрудничать, работать с талантливыми молодыми людьми.

А для твоего личного развития «Голос» был интересен?

Безусловно! Сейчас, после первого сезона, я анализирую свою работу и делаю выводы. Знаю, что были определенные недочеты, нюансы, которые надо бы исправить, но в целом я довольна. И точно могу сказать за всех участников «Голоса» – мы выкладывались полностью, как первый и последний раз в жизни. Работали с ощущением, что создаем что-то невероятное. Что проект изменит все, мы всех порвем. Прямой эфир, HD-качество, живой звук. За неделю с каждым сделать три песни? Не вопрос! Не было у меня в эти три месяца ничего в голове, кроме этих 12 человек. Я очень за всех переживала, хотя были и разочарования, человеческие. И по своей привычке влюбилась во всех сразу, и не все остались ко мне развернуты... э-э-э... лицом, скажем так. Но это тоже опыт, и, может быть, когда-нибудь я его учту.

Опять же рано или поздно придет профессиональная старость. Глупо об этом не думать. Я хотела бы остаться человеком адекватным и вовремя уйти со сцены, какое бы удовольствие от нее ни получала. И здорово, если рядом со мной будут люди, которые смогут сказать: «Поля, давай уже дома сиди. Или иди учи, передавай опыт. Пора».

Тебе важно, что о тебе говорят другие?

Я о себе все знаю, обо всех своих достоинствах и недостатках, поэтому мнения людей со стороны меня не особо колышат. В связи с «Голосом» я, конечно, узнала о себе много «доброго». Был единственный вечер, когда я решила почитать, что обо мне пишут люди в Интернете. Была впечатлена. Какие-то странные выводы, которые делают странные люди... Я сначала очень расстроилась, у меня даже депрессия была несколько дней. А потом я как-то так «шкурку» скинула, новую надела и поняла, что ничего страшного не произошло, жизнь продолжается. Этот опыт – тоже своеобразный дзен. Я раньше с такой агрессией не сталкивалась. Обычно слышала: «Ой, какая прекрасная девочка». А тут оказалась, что девочка-то не такая прекрасная. Ну и что.

Скажи, а ты вообще амбициозный человек?

Нет.

И покорять Запад не планируешь?

Мне это вообще неинтересно. Меня часто спрашивают, почему я до сих пор ни разу не была в Америке. А я совсем туда не стремлюсь. Есть много мест, куда я хотела бы поехать. Не в плане покорить, а познакомиться с культурой. Вот Америка в этой связи как-то не манит. А вообще мировая этническая музыка представляет для меня очень серьезный интерес. Особенно в синтезе с нашей. Африканская, например, португальская, арабская, балканская – это все очень интересно.

Ты серьезно занимаешься йогой. Как ты к этому пришла?

Я давно почувствовала, что йога – это мое. Что тело нельзя просто так бросать, им нужно заниматься. Правда, на первое занятие я шла очень долго, несколько лет. И потом вдруг решила: пора. У меня прекрасный учитель – Наташа Янчук. Она регулярно ездит на практики и «апгрейдится» в Индии. Я пробовала разные физические нагрузки, но поняла, что таскать железо мне скучно. А вот с йогой совсем другая история. Я каждый день с радостью наблюдаю, как изменяются мозг и тело.

Давай поговорим о чувствах. Влюбленность мешает творчеству?

Наоборот! Любые эмоции, которые испытывает артист, только помогают.

Ты вообще влюбчивая?

Нет. Я была влюбчивой в детстве. Смотрела телевизор и влюблялась во всех подряд. Долго маленькая металась между гардемаринами Жигуновым и Харатьяном – не могла выбрать, кто мне нравится больше. Черненький? Беленький? А потом как-то прошло, определилась. (Смеется.)

То есть сейчас перманентная влюбленность тебе не свойственна.

Я могу влюбляться в людей, но мне необязательно с ними жить или встречаться. Могу восхищаться и на расстоянии. Я часто делаю комплименты женщинам. Приятно смотреть на красивое... Люди, особенно в Москве, очень закрытые. И я пытаюсь с этим бороться. Например, здороваюсь со всеми у себя в подъезде. Сначала соседи делали удивленные лица, услышав мое жизнерадостное «Здравствуйте!», а теперь уже первыми приветствуют. Я думаю, что если ты к миру относишься с добром, он отвечает тебе тем же.

Беседовала Юлия Решетова