Особая Нюша — интервью

Скажем, планировала поехать отдыхать, пыталась подчинить свою жизнь расписанию – и все рушилось. Бог давал мне понять, что я человек, плывущий по течению. И я перестала смешить его своими планами. Тем более что у меня от него огромный подарок – любимое дело. Это редкость, когда человек с детства знает, каким путем он пойдет.

Музыкальные критики обычно связывают твое имя с новым поколением артистов в отечественном шоу-бизнесе. Ты с ними согласна?

Да, согласна. Хотя должна сказать, что родилась в семье музыкантов, поэтому с детства была довольно активным слушателем старых хитов. Поначалу я пыталась копировать любимых исполнителей и достигла уровня, при котором могла подражать точно, до мельчайших деталей. Потом поняла, что успеха не будет, пока ты пишешь музыку, которая уже есть, нужно пробовать новое. С этого момента и началось становление моей личности.

А какие музыканты были у тебя тогда в фаворе?

Я много слушала Фредди Меркьюри и группу Queen, Майкла Джексона – особенно его ранние записи. А еще Джанет Джексон, Селин Дион, Уитни Хьюстон, Стиви Уандера, Майкла Френкса...

Какое место занимала в твоей жизни группа «Ласковый май», где работал твой отец, Владимир Шурочкин?

Совсем небольшое. Я знала, что папа композитор. Сначала он работал в составе группы, а потом выпустил на студии «Ласковый май» два альбома: «Мишка-матрешка» и «Гудбай, бэби». Их-то я в детстве и слушала. Если сравнить то, что исполняла группа «Ласковый май» и пел папа – это разный материал. Отец играет гитарную музыку, начинал с тяжелого рока, потом был поп-рок. Он тоже любит джаз и всех перечисленных мною выше исполнителей. Можно сказать, что у нас схожие вкусы, хотя есть и масса отличий. Например, в какой-то момент я поняла, что меня больше влечет фортепиано, нежели гитара. Я стала ощущать на себе влияние американской черной музыки, ритм-н-блюза – жанра до сих пор не очень популярного в России. Потом я открыла для себя певицу Алишу Кис, с первого раза поняла, что она гениальна.

У тебя мама тоже музыкант?

Да, но для нее это все-таки хобби. Мама окончила музыкальную школу по классу фортепиано, но дальше учиться не пошла – познакомилась с папой в Доме пионеров и стала петь у него на бэк-вокале. Я считаю, что у моей мамы были и есть все данные для того, чтобы выступать на сцене, служить актрисой в театре или озвучивать мультики. Но в итоге ее жизнь сложилась иначе.

И как же при таких родителях тебя миновала музыкальная школа?

Думаю, папа не хотел, чтобы я становилась музыкантом. Очень хорошо он знал все изнутри. А когда я увлеклась музыкой, надеялся: это временно. Но позже попросил друга, педагога по сольфеджио, позаниматься со мной.

Сольфеджио – это ад.

Да, но это основа – без нее никуда. Еще отец хотел, чтобы его друг профессионально оценил мои способности. Папа и сам мог бы, но не объективно: дети для родителей всегда самые лучшие и красивые. Учитель послушал меня, проверил слух и сказал, что перспективы есть. Мне купили синтезатор, месяц я занималась с преподавателем, потом написала первую песню. В тот момент и раскрылась с новой стороны – как для папы, так для его друга-педагога. Надо было идти в музыкальную школу, но я училась на дому, примерно полгода... Занятия на фортепиано проходили очень тяжело – я неусидчивая. Сейчас жалею, что училась музыке так мало, мечтаю наверстать упущенное. Ведь я композитор, и бывают ситуации, когда сочиняю что-то, а наиграть или записать, как нужно, не могу.

А как ты оказалась в секции тайского бокса? Родители отвели?

(Смеется.) Нет, тут от родителей ничего не зависело. Я ходила в фитнес-зал, при нем открылась секция тайского бокса, в которую ходили одни мужчины. Я тогда превращалась из девочки в девушку и была полна противоречий. Вот и надумала отправиться туда. К тому же мои родители разошлись, когда мне было два года, я воспитывалась мамой и бабушкой, мне не хватало папы. И еще я считала, что девочка должна уметь постоять за себя.

В опасном районе жила?

Мне хотелось почувствовать в себе определенные силы. Я постоянно общалась с мальчиками и должна была понимать, что смогу себя защитить.

Как решался вопрос с твоим выходом на большую сцену? Это был какой-то поворотный момент в жизни?

Конкретного момента не было, все происходило плавно. Помимо музыки я занималась в школе при модельном агентстве, где учили танцам и актерскому мастерству. Тогда же я впервые вышла на сцену. Потом папа стал собирать квартет – искал двух мальчиков и двух девочек. Мальчиков нашел, а девочек выбрать никак не получалось. Однажды я рассердилась и спросила: «А почему ты меня не рассматриваешь в качестве участницы группы? Чем эти ребята лучше меня?» Папа сказал: «Ну попробуй, спой». Так я и оказалась в группе. Вторую девочку так и не смогли найти.

И ты работала за двоих?

Получается, так. Потом с папиной второй женой стала заниматься сценическим движением, ведь я не знала, как вести себя на сцене, как танцевать. И мы вместе придумывали номера, развивали пластику. Позже группа распалась, и мы с папой попробовали работать в стиле поп-рок. Записали альбом: музыка папина, а тексты мои, на русском и английском языках. Кстати, английский вариант получался более благозвучным. Да и петь было удобнее, в русском я все время упиралась в отдельные слова.

Папа с мамой единогласно решили, что ты должна пойти в шоу-бизнес?

Мама вообще была не против, она меня очень поддерживала, а вот папа изначально был настроен скептически. Хотя с каждым шагом убеждался, что музыка – моя судьба.

У нас в России принято ругать шоу-бизнес: он грязный, пошлый и коррумпированный. Каким ты видишь его изнутри?

Я считаю, что артист нужен, пока нужна его музыка. Если бы она не нравилась, люди бы ее не слушали. И шоу-бизнес не существовал бы или был другим. Вот если бы мне не по душе было тирамису (Показывает на пирожное. – Прим. авт.), я бы не заказывала его. Понимаешь? Если сравнить нашу индустрию и западную, то, допустим, там 20 лет назад был популярен Майкл Джексон, а у нас – «Ласковый май». Думаю, понятно, как по-разному мы развиваемся. И это от людей зависит. Если бы нам нужен был свой Майкл Джексон, он бы несомненно появился. Но русская душа расположена к другому: мы больше чувствуем текст, нам близки минорные мелодии.

Для наших артистов проблема найти хорошую песню.

Да, большая проблема.

Ты ее решила. А ты пишешь ли ты для других, готова ли принять чужие композиции?

Мы всегда рассматриваем песни, которые нам присылают, и пока еще не было ни одной, которую мне хотелось бы исполнить. Написать сама для кого-то я бы тоже смогла, и у меня даже есть композиции, которые подошли бы некоторым артистам, но при этом не могу гарантировать, что все получится. Исполнителю важно обрести в песне себя, как актеру – прожить роль.

Какое состояние души и тела тебе требуется для написания песни?

Это очень непредсказуемо. Однажды внутри меня собирается сгусток энергии, который в какой-то момент выплескивается в песню. Иногда я пишу почти ежедневно. А бывает, по два-три месяца не получается ничего. Заставить себя сочинять, как это делает папа, я не могу. Он берет гитару и два часа наигрывает на диктофон какие-то мелодии, потом слушает кассету и оставляет все самое интересное, как конструктор, собирает песню. У меня так не получается. Когда мелодия приходит, ты ее чувствуешь, она просто мешает. И ты понимаешь: ее нужно записать.

А забыть ее можно?

Можно. Но контролировать вдохновение совершенно невозможно. Мелодии и тексты приходят ко мне в разное время, даже ночью. Слова я чаще почему-то пишу на английском, а уже потом делаю русский вариант.

Тебе никогда не казалось, что у тебя слишком взрослые тексты?

Казалось. Честно говоря, я даже боялась, что люди постарше могут мне не поверить: мол, откуда такой опыт? Хотя иной раз мне чудится, будто живу здесь не первую жизнь.

Даже так?

Да. Я себя порой бабушкой чувствую. Понимаю и могу объяснить какие-то вещи. Конечно, я чаще пишу о том, что со мной происходит. Но есть композиции, в которых ситуация придумана и со мной не приключалась. И самое удивительное, что позже подобное происходит в моей жизни. Этот мистический момент меня даже пугает. Если бы я была актрисой, точно не стала играть покойниц. Мало ли что...

С бабушкиным опытом ясно. А как в твоей жизни проявляется юность?

Есть ситуации, в которых я ощущаю себя крайне неуверенно. Это касается обычных вещей, вроде похода в банк с целью оплатить коммунальные услуги. Мне страшно при мысли, что надо будет заполнять бланки, считать деньги... А еще я знаю, что некоторым кажется, будто я смотрю на мир сквозь розовые очки – я вечно веселая, позитивная. Но эти люди просто не видят другую. Я умею и злиться, и ругаться, но не считаю правильным выносить это на публику. Навязывать свое мнение тоже никому не хочу. И стараюсь говорить только тогда, когда меня спрашивают.

Видимо, поэтому тебя все время зовут мультики озвучивать.

Да, наверное. У меня это действительно хорошо получается, а мой голос подходит мультипликационным персонажам. Я от озвучки большое удовольствие получаю, кстати.

Я слышал, ты теперь причастна и к рекламной индустрии.

Да, поступает много предложений по рекламным контрактам, но пока мы с командой как-то не приходили к единогласному «да». Правда, буквально недавно все же начали сотрудничать с брендом одежды Concept Club.

Критики называют тебя второй певицей МакSим. Это справедливо?

Мы абсолютно разные, это касается и музыки, и стиля. Хотя, наверное, мы обе из нового поколения молодых певиц, да и аудитории у нас схожие.

Как полагаешь, создание семьи может как-нибудь отразиться на твоем профессиональном будущем?

Сейчас времени личной жизни я уделяю гораздо меньше, чем хотелось бы. Наверное, это жертва, которую приходится приносить ради творчества. Очень хочется двигаться вперед. Если я провожу целый день дома, валяясь на диване перед телевизором, потом мучаюсь от угрызений совести, ведь могла бы использовать это время с большей пользой. И это несмотря на то, что такой свободный день у меня раз в три месяца.

А обратное чувство не знакомо: мол, всех дел не переделаешь, всех денег не заработаешь, надо о себе подумать?

Да, но все же есть ощущение, что я могла бы сделать все лучше. Я все время придираюсь к себе и понимаю, что, если хочу стать профессионалом, работать нужно в разы больше. Но ведь любая бизнес-леди жертвует личным ради достижений в работе. Надеюсь, что в будущем смогу совмещать и любимое дело, и семью.

У тебя есть жизненный план – когда выходить замуж, когда рожать детей?

Приблизительный. Создать семью мне, конечно, хотелось бы. Но прежде всего нужно, чтобы появился подходящий молодой человек, который будет понимать и уважать мои интересы, смотреть на мир моими глазами, не поставит перед выбором – он или сцена... Тогда, наверное, я и захочу стать мамой.

Вот ты говорила о самокритичности. А внешностью своей довольна?

Раньше я боялась выйти из дома без косметики, непричесанной или плохо одетой. Но при этом могла так углубиться в работу, что становилось неважно, как я выгляжу. Было время, когда я смотрела на мир как на место, где ценится только форма. Мне было сложно принять, что я не подхожу под идеал 90/60/90. Сейчас все изменилось.

Как полагаешь, тебе сложно понравиться мужчине?

Ну я в себе уверена. Но не настолько, чтобы сейчас же обольстить любого молодого человека в этом кафе. Для меня это момент игры, я, как любая женщина, жду взаимного интереса.

Говорят, что родинка над верхней губой – признак аристократизма и утонченности. Что бы ты, как ее обладательница, могла сказать на этот счет?

Я бы сказала, что мне очень приятно чувствовать и воспринимать себя как человека благородного, потому что в принципе так оно и есть. Но я очень хочу, чтобы люди лучше понимали и другие стороны моего характера. Меня часто воспринимают как девушку белую и пушистую, а значит, ее легко можно обидеть – и она не среагирует.

А ты среагируешь? Тайский бокс все-таки...

(Смеется.) Опускаться до этого я не хочу, но если на меня нападут, то, конечно, дам сдачи. Это очень опасно – недооценивать врага. И мне нравится, когда люди удивляются, обнаружив во мне неизвестные им доселе качества. Я человек спокойный и стараюсь ни с кем не конфликтовать. Но если палку перегнуть, то я – Лев по знаку зодиака – могу и порвать, как Тузик грелку.

Беседовал Андрей Захарьев