Почему я не пригласила маму на свадьбу
В юности у мамы обнаружили синдром Стивенса-Джонса, и в результате она практически ослепла и стала гиперчувствительна к свету. И ей приходилось все время быть дома, вдали от света. К тому же она перенесла несколько операций на позвоночнике, и в конце концов единственным светом в ее жизни стал голубой экран телевизора.
В моем детстве ее постоянная депрессия и уныние означали то, что я должна сама заботиться о себе, пока она страдает в своей спальне. Белье на постелях не менялось месяцами, тарелки мылись от случая к случаю, и отсутствие отца вкупе с бедностью превращали наш дом в помойку. От матери я не слышала ничего хорошего, только то, что я «тупая идиотка» и «полная дура». Чтобы компенсировать отсутствие родительского внимания, я много времени проводила в домах друзей и в компании их родителей. Мне хотелось, чтобы они поняли, как мне тяжело, но они не понимали.
Чем старше я становилась, тем в большее запустение приходил дом. Когда все, что ты получаешь от матери, это упреки и пощечины, сопровождавшиеся слезами и обещанием больше этого не делать, — что и кого мне следовало любить?
В 20 лет я уехала за несколько сотен миль от дома, и это оказалось отличным выходом. Я познакомилась с прекрасным парнем, который хотел на мне жениться, и встретилась с его родителями. Однажды мой без пяти минут свекор положил руку мне на плечо и сказал, что мое место — здесь.
...Четыре года спустя обычный телефонный звонок матери превратился в кошмар. Сквозь помехи и треск в трубке я услышала знакомое слово «идиотка» и поняла, что это последний раз, когда я позволю себя обижать. Я решила сжечь мосты — положила трубку и перестала с ней общаться. Моя жизнь слишком сильно изменилась к лучшему, чтобы продолжать страдать от единственного известного моей матери стиля поведения. Я больше не хотела быть жертвой.
Спустя два месяца произошла наша помолвка. Этот день остался в моей памяти навсегда: я впервые не мечтала только о том, чтобы иметь нормальную мать, как у всех. Мы начали планировать свадьбу. Я очень радовалась всем этим хлопотам по поводу выбора платья, цветов — и, конечно, составления списка гостей. Матери в нем места не было. Мы хотели отметить это событие так, чтобы оставить только приятные впечатления.
За две недели до свадьбы мне позвонил друг матери и сказал, что ее здоровье быстро ухудшается и она хочет сообщить мне диагноз лично. Я спросила у близкого друга семьи, что именно она хочет мне рассказать. «У нее рак легких и мозга, терминальная стадия», — ответил он.
Мне нужно было выбрать одно из двух. Либо я приглашаю ее на свадьбу и снова становлюсь безвольной жертвой, либо она умрет, не узнав о свадьбе и не поговорив со мной.
Мне напоминали, что смерть — это навсегда, просили пожалеть ее. Но я знала, что здоровых отношений у нас быть не может, да я и не хотела никаких отношений. И я сделала выбор.
Свадьба была камерным событием, пронизанным любовью и радостью. Я была счастлива каждую секунду и не допускала никаких грустных мыслей.
Год спустя друг семьи прислал сообщение, что она умерла. Горевать по человеку, который называл тебя идиоткой, — сложное дело, но я, конечно, оплакивала ее. Но вместе с тем я испытала огромное облегчение: та часть меня, которая была узником ее деспотичного сердца, вернулась обратно, и я наконец стала полностью счастливым человеком.
