18+

Двое

Полина Ольшанецкая попросила не называть ее «секс-колумнисткой». Она занимается связями с общественностью... И днем, и ночью. В самом широком смысле этого слова.
Двое
Полина Ольшанецкая попросила не называть ее секс-колумнисткой». Она занимается связями с общественностью... И днем, и ночью. В самом широком смысле этого слова.

МНЕ 25 ЛЕТ.

Я в разводе уже год и два месяца. У меня есть дочь. Ей год и три месяца. Сейчас за мной ухаживают двое мужчин. Мне нравится слово «ухаживают». Оно ни к чему не обязывает и может означать все что угодно. На самом деле я с ними просто сплю. И разговариваю.

Первый


30 лет. Худощавый породистый еврей. Красивый и депрессивный. Слишком много пьет. Джинсы, толстовки, рюкзак. Умница с идеальным вкусом. Он заезжает починить мой «Макинтош». Походя вставляет лампочки в квартире, приделывает оторвавшийся прелестный брелок к ключам машины. Лезет смотреть, почему сбоит электрика. «Руки бы оторвать тому, кто поставил выключатель в ноль». Быстро развинчивает бра. «Руки бы оторвать твоему мужу... Кто вешает все на провод?» – «Бывшему мужу», — поправляю я. Соглашается: «Ну и славно». Меняет провод в лампе, вешает – работает. «Посмотрю, как закреплены остальные». Я получаю почти физиологическое удовольствие, глядя на его руки. Сижу на кровати, завороженно смотрю. Он рассказывает байки. Выправляет розетки с помощью пилочки для ногтей, щипчиков и маникюрных ножниц. Смеется. Радуется моему перочинному ножику. Ба-бах!
Подо мной проваливается кровать. Я визжу. Он стаскивает матрас, смотрит на останки: «Аккуратней прыгать надо». Кажется, осуждающе. У нас никогда не было секса у меня дома. «Нужен трос и карабины – стянуть и на века». Кладет матрас на место. Матрас очень тяжелый. Я спохватываюсь: «Тебе же после операции нельзя!» Он делал глаза лазером. Исправлял свои минус восемь на минус три. Он близоруко щурится и машет рукой: «Да уже и неважно».
Моя вера в его возможности – безгранична. Я знаю: придет он – и все сразу станет хорошо. Он гладит меня по голове, я готова умереть от счастья и нежности. У него чувствительные пальцы, и он не любит, когда ему делают минет. Кажется, это единственный мужчина на свете, с которым у меня не бывает оргазмов. Слишком много нежности. Чересчур. Так тоже бывает.

Второй
26 лет. Серб. Быдло, хам и горлопан. Выглядит как сутенер из черного квартала: джинсы с вышивкой заправлены в сапоги с пряжками. Хорошо, что без стразов. Идеальный самец. Ни разу не видела его без эрекции. НИ РАЗУ! «Детка, ты меня заводишь». — Он рывком прижимает мою попу к своим бедрам. Действительно, завожу. Каждый раз я обещаю себе не набрасываться на него на пороге. И каждый раз не сдерживаюсь. Вечно на работе. Спит по три часа. Усталый, сонный, злой. Не выпускает из рук телефона. Орет в трубку: «Моя баба, черт вас возьми, забыла, когда я на нее последний раз залазил, а вы меня просите заниматься вашей дурью?!»
Я вздрагиваю. Я – баба. Уму непостижимо, как такое могло произойти. С ним я такая красивая, что глазам больно. Подхожу к зеркалу – жмурюсь. Отражение светится. Он говорит чудовищное, умопомрачительное «целуйкаю» и упорно откладывает нож в сторону. Я с тем же тупым упорством кладу нож справа от его тарелки. Мне стыдно показать его хоть кому-нибудь.
У него два высших, и он собирается на третье, когда-нибудь, когда будет время. «Историческое, для души».
У меня пять, шесть оргазмов подряд, я исполосовала ему спину, а потом стыдилась вульгарности всего этого. Ему все очень нравится – и вульгарность, и остальное. Я слезаю с него и откидываюсь. Он проводит ладонью по своему бедру, показывает мне мокрые пальцы и улыбается: «За это мужчина готов отдать что угодно. Когда женщина такая мокрая, что течет по его бедрам». Я заворачиваюсь в одеяло, отворачиваюсь и бормочу: «Кому нравится, тот и будет спать на мокром». Улыбаюсь, пока он не видит. Мне кажется, он меня любит.
Я не могу выбрать. Никак. Знаете, чего я хочу на самом деле? Просто секс. Запланированный секс. Три раза в неделю. В 8 или 9 вечера. Просто занимаемся им и расходимся. Обычный секс, не в мозг. Немножко ниже.