Награда за смелость
Сейчас с понятием «герой» происходит нечто странное и, скорее, приятное – это слово реабилитируется. Раньше оно было подозрительным и, во всяком случае, опасным: считалось, что пришло время без героев. Все повторяли чей-то афоризм: горе стране, где всегда есть место подвигу. Видимо, большинство поверили, что жизнь сама по себе рутинное занятие, что подвиг бывает нужен только на фронте или в крайнем случае в тылу. А теперь уже не придется ни жертвовать, ни рисковать, а можно только ходить в «Икею».
Единственный позитивный итог последнего десятилетия российской истории заключается в том, что многие малоприятные вещи, от которых нас заслонял СССР, выступили на первый план. Оказалось, что всякое существование если не ужасно, то хотя бы драматично. Что подвиг нужен не только там, где правит тиран или нападает фашист, а и там, где надо прокормить ребенка, не предать себя или попросту честно тащить свой крест – со всеми неизбежными болезнями, предательствами друзей и муками неразделенной любви. Героизм – это необязательно бросаться на дот. Это еще и сохранить живую душу в условиях, когда все склоняет тебя к измене и отречению, компромиссу и мелкой мести. Так постепенно, только к последнему времени, в речь и мысли российских обывателей вернулось понятие героического. И женщины начали выбирать в мужья не тех, кто больше получает, а тех, кто лучше себя ведет.
Я заметил это не так давно, но примеров множество. Постепенно перестал быть культовым персонажем преуспевающий позитивный менеджер, которого, как оказалось, феноменально легко нагнуть. Деньги начали значить меньше, поскольку их слишком легко отнять. А главными вдруг стали черты и качества, которые отнять невозможно, потому что с ними рождаешься. Многие мои друзья, славные ребята, которые прежде стонали от неразделенной любви к жестоким красавицам и причисляли себя к безнадежным аутсайдерам, вдруг оказались в центре женского внимания. Их полюбили, потому что в них храбрость, ум и внутренняя сила. Дипломаты, посредники, чиновники перестали появляться на страницах новой прозы.
Ее любимым героем сделался профессионал, причем не выдуманный рейнджер, киллер или дилер, а отшельник, удалившийся в тайгу, или фермер, живущий собственным трудом. Врач – еще один герой нового времени. Стали посматривать на учителей. Обратили внимание на революционеров, протестующую молодежь или художников-нонконформистов. Спасибо государству: в стране, где главным средством коммуникации с населением становится его разнообразное нагибание, ценятся те, у кого твердые взгляды и железные принципы. Пусть немного, пусть один-два. Но с мужчиной, которого на твоих глазах изнасиловали, жить нельзя. Он сам тебе этого не простит (смотри фильм «29 пальм»). И, наконец, женщины принялись страстно, словно компенсируя многолетнее невнимание, увлекаться теми, у кого, грубо говоря, есть яйца. Теми, кто не позволит творить с собой что угодно. В русском бизнесе таких по пальцам пересчитать, но в культуре их несколько больше: вероятно, потому, что художнику профессионально нужна чистая совесть или, по крайней мере, утешительная самооценка.
Я не говорю, что настоящая литература получается только у героев. Напротив: Ахматова, возможно, потому только и смогла написать «Реквием», что давно примеряла роль неправой, терпящей поражение, даже и униженной. Зато именно ей, последней из последних, как ощущала она себя в иных покаянных молодых стихах, дано было стать голосом поруганной России. Герои вовсе не для всего хороши и не для всякого времени годятся. Жить с героем трудно, потому что он рискует, а от этого портится характер. Кроме того, ни один герой не хочет быть таковым – это и опасно, и больно, а если подвиг окажется бессмысленным, тебя же и засмеют. Но есть эпохи, когда только героическое и спасает, эпохи, когда мир надо начинать заново. Вот тут героям нет цены, и женщина чувствует это точнее барометра: ее инстинкт – семья, гнездо, прочные стены. И чтобы в нынешнее время перелома сохранить эти самые стены, нужен человек, способный забыть о личном выживании и все поставить на карту. Подчеркиваю: это может быть перевоспитавший себя трус (самый распространенный тип героя), а может – обычный безбашенный борец, наделенный от природы пониженным чувством опасности. Однако время требует действий, решимости, даже и альтруизма: вступивший на эту тропу уже никогда не сочтет достойной жизнью обычную работу и обычный отпуск .
У меня есть приятель, человек изумительно мягкий, но до поры. Он, как Пастернак, до какого-то момента повторяет: «Да-да-да... Договоримся... Согласен...» Но вот дело доходит до чего-то, с чем он никак не может примириться, раздается суровое, внезапное: «Нет-нет-нет». И тогда интеллигентный приятель лезет на рожон, да с таким вызовом, что позавидует любой альфа-мачо. Он в эти минуты перестает соображать, взвешивать и просчитывать выгоду. Прежде у него тянулся многолетний бесперспективный роман с одной местной красавицей, которая из всех приключений возвращалась к нему, а потом отвлекалась снова. Теперь эта красавица волосы на себе рвет, издали глядя, как за нашим Игорем, редактором местного журнала и по совместительству преподавателем большого провинциального вуза, бегают стада восторженных студенток и коллег.
Правду сказать, отношение к герою изменилось, но только со стороны женщин. Мужчины продолжают щеголять тухлым скепсисом. Они и сейчас не верят в чистоту намерений. Им кажется, если кто-то принципиален, значит, ему заплатили (или, наоборот, недоплатили). Мужчины не любят тех, кто рискует, ибо это живой укор. Они терпеть не могут тех, кто сопротивляется: им, типа, надо больше всех. Мужчины осознали, как это приятно – быть сплоченной массой и вот так же сплоченно ненавидеть всех иностранцев, или геев, или оппозицию, или даже власть. Лишь бы со всеми, лишь бы теплое чувство единения, как в мюнхенской пивной.
Но это они просто еще не поняли. Потому что в стране, которая ориентируется на большинство, не дружит с интеллектом, упивается ксенофобией, всегда начинаются неприятные события. И тогда героизм из набора абстрактных добродетелей превращается в повседневное правило выживания: либо ты умеешь что-то делать для других и принимать нестандартные решения, либо, извини, история тебя выбраковывает без особенного сострадания, с легкой брезгливостью. С какой раньше наши девушки смотрели на принципиальных бессребреников, усаживаясь в дорогие машины наглых трусов.
Девушки всегда все понимают первыми, и у меня рука не повернется написать о них что-то оскорбительное. Им рожать. А это подвиг. Самый бытовой, самый скромный из больших поэтов семидесятых годов сказал в то негероическое время, почувствовав все почти так же точно, как девушки: «Но жизнь, в каком-то главном смысле, акт героический вполне».
ТЕКСТ: Дмитрий Быков
