Где враки зимуют

Твой парень говорит, что он с отличием окончил Оксфордский университет, знает четыре языка и имеет черный пояс по карате? Одно из двух: или он большой талант, или большой врун.

ТОТ САМЫЙ МЮНХГАУЗЕН
Мой друг детства Степа — человек крайне серьезный. Он носит деловой костюм, работает менеджером лизинговых проектов в крупном банке, постоянно ездит в командировки и говорит сразу по двум сотовым телефонам. И все бы хорошо, если бы не одно «но». Степа не может прожить и дня, не соврав. Попросишь его по дороге заскочить в магазин и купить чай, Степан вернется с поникшим видом и скажет, что в магазине был учет, поэтому чай он не купил. А через пять минут зайдет в твою комнату и положит на стол коробку с «Эрл-греем». Это в лучшем случае. В худшем он скажет, что на светофоре у него из машины вытащили барсетку с деньгами. «Степа, да с тобой можно разговаривать только в присутствии детектора лжи!» — журят обманщика друзья. Он только пожимает плечами и называет себя фантазером. А между тем таким, как Степа, ученые придумали другое название — патологические вруны.
Такие люди не могут прожить без вранья, это просто их естественное состояние. Условно патологических врунов можно разделить на две категории: безвредные вруны и «опасные». Первые врут ради вранья — они получают удовольствие от самого процесса. Другое дело «опасные» вруны — эти врут для того, чтобы выкрутиться из очередной переделки. Причем эти самые переделки случаются с ними постоянно. Нередко такой человек ведет двойную жизнь, и в этом печальном факте, к сожалению, не может признаться ни себе, ни окружающим. Он может совершенно спокойно ехать за рулем автомобиля, полуживым голосом заверяя кого-то по телефону, что в данный момент лежит в больнице в ожидании сурового вердикта врачей.
В жизни одинаково часто встречаются и те, и другие типы патологических врунов. И если столкновение с первыми тебя может повеселить, то последние нередко способны доставлять множество проблем. Особенно если ты решила связать с таким человеком свою жизнь.
«Представляешь, — рассказала мне однажды Маша, коллега по работе, — едем мы как-то раз с моим бывшим мужем в машине. У Пашки звонит сотовый, и я отчетливо слышу, как женский голос говорит в трубку: „Паша, привет! Тебе что приготовить на ужин?“ И Паша как ни в чем не бывало отвечает: „О, Виталик, здорово! Черт, я совсем забыл про эту тренировку. Я сейчас заеду домой, возьму форму и через полчаса буду на месте!“ В тот момент у меня, казалось, сердце куда-то провалилось. Я поняла, что все его тренировки, поздние совещания на работе, шашлыки с друзьями — было одним сплошным враньем. Я забрала годовалого Илюшку и поехала к маме. А через несколько дней подала на развод». Теперь у Илюшки новый папа, а у Маши — новая жизнь. О прошлом Маша если и вспоминает, то, как и полагается, в прошедшем времени.

ИСТОРИИ В ДЕТАЛЯХ
Вруны настолько искренне лгут, что порой их совершенно невозможно вычислить, и все потому, что, обманывая тебя, они и сами верят в то, что говорят. Как правило, патологические вруны наделены богатым воображением, которое и помогает им сочинить очередную небылицу. Их рассказы увлекательны, эмоциональны и обильно пересыпаны «вкусными» и реалистичными деталями. Если Степа рассказывает, что у него на светофоре вытащили из машины барсетку, то он непременно припомнит, в каком часу это произошло, на пересечении каких улиц, и даже попытается описать злоумышленника. Да что там Степа, когда мой собственный муж Мишка то и дело сочиняет какую-нибудь байку!
Однажды мы ели мандарины, и он, отклеивая от оранжевой кожуры черный ромбик с надписью Maroссo, вдруг сказал: «А я тебе не рассказывал, как мы с мамой жили в Марокко?» Видя мои ошалелые глаза и разинутый рот, Мишка продолжил. «Ее как врача постоянно отправляли в командировки. И однажды ей предложили поехать на полгода в Марокко — там как раз был всплеск малярийной лихорадки. Мне тогда было восемь лет, и мама на свой страх и риск собрала чемоданы, сгребла меня в охапку и улетела спасать африканских детей».
На мои вопросы «А где вы там с мамой жили?», «А в Марокко было жарко?», «А где ты там учился?» Мишка невозмутимо отвечал: «Мы жили в одной половине деревянного дома, а в другой — марокканская семья. В будние дни мужчины и женщины занимались тем, что выходили на площадь красить ковры. Ты когда-нибудь видела африканские ковры? А по выходным вырезали фигурки из кокосов, чтобы потом продать их на базаре. Пока мама занималась больными, я ходил в марокканскую школу, правда, в класс русскоговорящих (в Марокко оказалось сразу несколько русских семей)».
«А от лихорадки-то удавалось вылечивать?» — не унималась я. «Ну как тебе сказать, — тяжело вздохнул Мишка, — далеко не всех. В Африке, знаешь ли, никто не застрахован от множественных укусов малярийных комаров…»
Конечно, я не могла не проникнуться состраданием к африканским детям. Я целый месяц вслух размышляла о печальной судьбе народов стран третьего мира, и в тот момент, когда я уже практически была готова собственноручно оказать им посильную гуманитарную помощь, Мишка не выдержал и признался, что соврал мне. Подло и бесчестно. От начала и до конца.
Когда я рассказываю эту историю знакомым, они весело смеются — мол, наивная, разве не видно, что все это вымысел. Однако этот пример — доказательство того, как убедительно может выглядеть придуманная история, если она опирается на реальные факты. Например, я точно знала, что Мишкина мама — врач, что врачи — люди военнообязанные, и, наконец, что в Африке действительно бывают всплески малярийной лихорадки. Нескольких неоспоримых фактов Мишке оказалось достаточно для того, чтобы сплести этот затейливый сюжет. А мне — чтобы в него поверить.

ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ
На патологических врунов обижаться бесполезно. Равно как и бесполезно с ними бороться. Максимум, что ты можешь сделать, — это научиться вычислять их вранье. Не забывай, что чаще всего врунов выдает их внешний вид и поведение.