Смешные и ранимые
Говорят, генетики НАСА выявили ген, отвечающий за самокритику. И ввели его группе из девяти лабораторных мышей. Две мыши зачахли от стыда. Две растолстели и дали потомство. Две покончили жизнь самоубийством (утопились в поилке). Поведение еще двух не претерпело видимых изменений. И, наконец, специалисты не могли не отметить странного поведения последней мыши. В течение всего времени, пока шел эксперимент, она сидела и смеялась.
А спрашивается, зачем генетикам НАСА понадобилось развивать у мышей самокритику? Правильно, для того чтобы поиздеваться над беззащитными маленькими животными (эксперимент вызвал волну протеста среди «зеленых» активистов, полиции с трудом удалось спасти лабораторию от разгрома). Потому что способность к самокритике – это худшее, что может случиться с живым существом. Честное слово.
Это очень серьезная статья. Я бы даже сказала, серьезное исследование. Прошу воспринять его с подобающим вниманием. Здесь нет ни капли иронии (что оправданно: все известные мне исследования и труды о природе чувства юмора и особенностях смеха чрезвычайно занудны). Если вы думаете найти здесь что-нибудь смешное, не тратьте зря время и лучше включите передачу «Аншлаг» (в наказание). Читать этот несомненно глубокомысленный и местами даже трагический текст следует в настроении торжественной скорби, чтобы вместе с автором уронить слезу о печальной участи людей, наделенных способностью к самокритике и самоиронии.
Над кем смеетесь?!
Для начала определимся с терминологией. Что такое самокритика? Это дефект человеческой психики, который заставляет индивидуума ошибочно предполагать, что он не самый лучший, красивый, умный и скромный на свете. А что такое самоирония? Это когда он делает вид, что ему это смешно.
Итак, самоирония у человеческих существ появилась еще очень давно. Возможно, тогда, когда при переселении первых человекообразных существ из Африки в Евразию три человекоподобные гориллы вышли к Индийскому океану и впервые увидели в воде свое отражение. Одна из горилл очень обрадовалась увиденному. Она важно расправила плечи, раздула щеки, радостно заухала и от полноты чувств отвесила здоровый пинок второй горилле. Вторая горилла тоже посмотрела в воду и очень расстроилась. Она побледнела, сгорбилась, чуть не заплакала и, когда первая горилла как следует пнула ее, даже не попыталась ответить. Третья горилла долго смотрела на себя и чесала репу. А потом взяла камешек и кинула в свое отражение. Оно стало дергаться, расплываться, искажаться – и две другие гориллы, глядя на это, весело рассмеялись. После этого горилла с безразличным видом вскинула на плечо свою палку-копалку и двинулась на новые земли – становиться человеком. Примерно это и есть самоирония.
Неясно? Хорошо, приведем другой пример. Три девушки в набитом клубном туалете пробираются к зеркалу.
Первая девушка:
– А что, правда мне идет эта помада? По-моему, очень подходит к волосам. Кстати, Маша, такие губы теперь не носят! Купи лучше «анэкспрессибл шайн». Или у тебя денег нет?
Вторая девушка (Маша):
– Что, правда, что ли, не идет? Все совсем плохо? Блин, не могу на себя смотреть, такая страшная, ненавижу эту рожу!
Третья девушка долго смотрит на себя и чешет репу:
– А вот я сегодня хороша, как картинка... из «Вия».
Первая и вторая девушки радостно улыбаются. А третья, с безразличным видом закинув на плечо сумочку, отправляется обратно к бару – ждать свою судьбу (что девушки делают всегда, вне зависимости от настроения и внешности). И, что самое главное, если судьба действительно объявится, то, вероятнее всего, без памяти влюбится именно в первую из трех барышень! А третьей, той, которая из «Вия», первая, та, которая нашла судьбу, будет плакаться в жилетку и называть ее замечательным другом и хорошим человеком...
А ведь никто не знает, как на самом деле тяжело живется этой третьей горилле, то есть, пардон, девушке! Как отвратительно быть «замечательным человеком» и «хорошим другом». Как плачевно созерцать каждый день в зеркале свою морду – вылитый портрет Вия в молодости – и сознавать, что, как ни старайся, ничего не изменится. И как не хочется, чтобы это заметил кто-нибудь другой. Лучше уж я сама. По крайней мере, все посмеются.
Говорят, хорошо смеется тот, кто смеется над собой. Неправда. Тот, кто смеется над собой, смеется плохо. Хорошо смеется тот, кто смеется над тем, как кто-то смеется над собой. Поэтому мы традиционно любим людей, которые иронизируют сами над собой, и не замечаем, как им трудно, как они ранимы, как им мучительно больно за свое существование и с какой потрясающей самоотверженностью они скрывают это от общества.
Те, кто смеется над собой, вдвойне ранимы по сравнению со второй гориллой. Мало того что действительность и так ранит их своими острыми занозистыми краями – их еще больше ранит то, что кто-то это заметит! И, не дай бог, начнет смеяться. Или унизительно пожалеет. И вот приходится... На дороге влезла в аварию – сама виновата, ремонта на три зарплаты, и шею чуть не сломала. Говорю: «Вчера въехала в мусоровоз, мусоровоз остался очень доволен». Все улыбаются: «Ну ты молодец!» Никто не сделает озабоченное лицо, не возьмет с ласковой тревогой за руку, не спросит тихо: «Ты как сама-то?»
Вот прихожу я на работу. «Ты чего такая грустная?» – «Мой любимый сделал меня рогоносцем. Вчера я чуть не повесилась на полотенце для ног». И все, негодяи, весело смеются! И говорят: «Ну ты даешь! Ну ты приколистка!» А подумайте – каково мне? Вот если бы я пришла вся в черном, мертвенно бледная, с черным цветком на груди, нервно комкая в руках ослепительно белый платочек с единственным кровавым пятном (это я до крови прикусила губу, пытаясь сдержать подступающие слезы), надломленно рухнула на стул и, вздрагивая всем телом, глухо зарыдала: «О горе! Он изменник! Ах почему, почему я еще жива...» – все обступили бы меня, держали за руки, прыскали водой, гладили по голове, рыдали бы вместе со мной... А они смеются.
Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!
От первого лица
Вот кто-нибудь спросит: а зачем вообще кому-то что-то рассказывать? Если такая гордая, то и молчи в тряпочку. Но здесь действует другой механизм. Люди, страдающие самоиронией, склонны рассказывать общественности о себе все и вся в издевательском ключе только потому, что им непереносима мысль о том, что это будет делать кто-то другой. Лучше я сама всем все разболтаю – с самым веселым видом – и потом, когда какой-нибудь мерзкий сплетник отведет представителей общественности в сторону и злорадно шепнет «А вы слышали?», представители общественности ответят: «Да, конечно. Она рассказывала. Очень прикольно».
А думаете, это сладко – рассказывать что-то стыдное о себе, да еще и с удовольствием? Попала в глупейшую ситуацию – шла на свадьбу и купила по дороге, извините, прокладки. Положила в пакет с подарком – думаю, приду, вытащу в прихожей тихонько и где-нибудь спрячу. И забыла, конечно! Вручаю пакет жениху с невестой. И это при всех, в банкетном зале! Невеста заглядывает в пакет, вынимает прокладки, и ее лицо каменеет. «Это мне? Спасибо», — говорит она таким тоном, что кровь стынет в жилах. При этом все знают, что я-то гость жениха, причем на том основании, что он тоже когда-то был моим женихом... За столом полная тишина. И мне, вместо того чтобы умереть на месте, приходится резко вцепиться в «подарочек», дернуть и быстро спрятать за спину, а потом сделать веселое лицо и с дебильной радостью возопить: «Ой, прости, это мои. Обычные носовые платки не впитают все слезы радости оттого, что вы сейчас женитесь!» – а потом еще ходить вдоль веселого банкета, подкарауливать отбившихся от него людей и с выражением патологического энтузиазма рассказывать, как прикольно то, что вот я купила прокладки и так далее, см. с самого начала.
Пойдем дальше. Кто-нибудь когда-нибудь целовал человека в прыщ? А вот я целовала. Я поцеловала взрослого мужчину в прыщ... ну, скажем так, на ноге! Сейчас расскажу – очень прикольно... эх... Короче говоря, рассказ пользуется большим успехом. И все гогочут, как гуси: «Ну ты приколистка!»
Вот я ни за что бы не стала глумиться над человеком, попавшим в дурацкую ситуацию. Моя подруга Леля как-то раз намазала себе лицо депилятором. По ошибке. Что же я стану об этом кому-то рассказывать (сейчас не считается!). Да ни за что! Нет, это она ходит и по поводу и без повода иронично так замечает: «А у меня теперь новая любимая маска для лица...» Но я-то знаю, каково ей! А все вокруг веселятся!
Но если честно, это еще не самое худшее. Самое худшее то, что умом ты понимаешь: никому это на самом деле не нужно. Те, кто тебя любит, и так не будут смеяться над тобой и тебя позорить. А те, кто тебя не любит, все равно гадостно хихикнут – сколько ни делай хорошую мину при плохой игре. Заниматься мазохизмом вовсе не обязательно. Надо наплевать. Но глубоко запрятанная под иронию ранимость вопиет о помощи. Ты с улыбкой наперевес бросаешься на защиту своей беззащитности. И заслуживаешь репутацию человека крайне самоуверенного и беспощадного.
Во имя гуманизма
И все-таки в мазохистской привычке издеваться над собой есть что-то полезное. Иногда это очень помогает сохранить здравый смысл.
То есть не плакать и не бежать за каретой. Или не устраивать торжественных выездов на белом слоне. Не пытаться то и дело уйти в рыцари (подвергнуть себя проклятью и назваться Героем Без Герба). Не отдаваться самоотверженному служению. И если уж вешаться, то, по крайней мере, на полотенце для ног. Для смеха.
Кажется, у Кена Кизи есть объяснение тому, почему вороны всегда смеются: «Они знают, что такое мрак, и знают, что ничто на свете не сделает его светлее. А раз нельзя его сделать светлее, почему бы не сделать смешнее?..» Жизнь ужасна, черна, как ворона, и грубо каркает вслед. Действительность груба и сурова, как кухонное полотенце. Люди глупы, жалки и забавны. Так пусть же меня утешает хотя бы то, что я все это понимаю и что я вообще прикольная тетка!
То есть жизнь, конечно, не черна и не ужасна. Она трепетна, полна сюрпризов, которые куда богаче наших планов, и замечательно интересна. И действительность не груба и не противна. Она просто иногда немного неожиданна. Да и люди все достойны любви, и, более того, некоторые даже излечимы. Особенно если все будут добрыми друг к другу. И встретив человека, который с поразительной для окружающих беспощадностью язвит и вышучивает сам себя, проникнитесь состраданием, ласково улыбнитесь ему и купите ему шоколадку!
Вот такой гуманистический финал с оттенком трогательной сентиментальности. (Это была, разумеется, самоирония, но она не удалась. Тем не менее прошу учесть и не забыть про шоколад. Я люблю молочный.)