Клады со склада

Слово «ювелирный» я всегда воспринимала как синоним тонкого, изящного, миниатюрного... Ну да, миниатюрного! И очень дорогого. Крушение иллюзий началось буквально с первой минуты.

Крушение иллюзий
Первой рухнула идея миниатюрности. Московский экспериментальный ювелирный завод являл собой огромное здание советской эпохи. На входе, рядом с крутящимся турникетом, – былинных масштабов охранник. «Лифт не работает», — сказала мой экскурсовод (по совместительству начальник отдела сбыта) Марина Трошенкова. Идея роскоши и богатства плавно растаяла в воздухе... «Да он новый совсем, — поняв мою грусть, вступилась за бездействующий лифт Марина. — Мы даже покатались на нем немного, а потом пришла важная комиссия и признала его негодным. Вот теперь все физкультурой занимаемся, фигуру корректируем». Я с уважением посмотрела на Маринину талию и приготовилась к марш-броску по бесконечно длинным лестницам.

Постижение прекрасного
Заместитель гендиректора Татьяна Калачева сидела в своем кабинете, обложившись маленькими белыми листочками с карандашными набросками. Особой сообразительности мне не потребовалось, чтобы понять: на картинках – эскизы ювелирных украшений.

– Сами рисуете? — почтительно поинтересовалась я.

– Художников нынче мало, — уклончиво ответила Татьяна. — Старые кадры уходят, а молодежь предпочитает ночные клубы расписывать. Вольные художники приносят в месяц по 60-80 эскизов. Из них мы отбираем штук 15-20.

Как выяснилось, из отобранных 20 тоже не все доходят до финиша. Чтобы карандашный рисунок стал золотым украшением, его отправляют на художественный совет... И там запросто может обнаружиться, что замысел невозможно воплотить в жизнь. Или даже возможно, но лучше не надо: либо конструкция слишком сложная и несуразная, либо идея настолько оригинальна, что вряд ли массовый покупатель сможет ее оценить.

Отобранные эскизы отправятся в технический отдел. Там подсчитают примерную стоимость изделия, прорисуют его в двух проекциях, выберут размер камня, необходимый сплав, разложат на детали. Вся эта техническая документация и чертежи поступят к модельеру. Модельер... О! Тот, кто на заводе называется модельером, на самом деле и есть ювелир в общепринятом представлении. Именно он собирает практически вручную первый и единственный экземпляр украшения (на заводе это без всякой патетики называют «опытный образец из мельхиора»). А где же золото?! Невроз испанских конкистадоров, добравшихся до Эльдорадо и не обнаруживших ничего ценного, захватывал меня всерьез. А Калачева как будто издевалась: выложила передо мной резиновые формочки и ровным голосом сообщила: «А здесь вырезаны точные копии всех деталей». – «В эту формочку заливается золото», — додумала я. Что расплавленный металл просто сожжет резину, мне как-то в голову не пришло. Я покинула начальственный кабинет... И меня проводили в восковой цех.

Прообразы драгоценностей лепят сначала из воска.

Древняя гильотина рубит золото на мелкие кусочки.

Рабочее место современного ювелира выглядит довольно прозаично.

Горячие цеха
Цех – это, вообще-то, громко сказано. Небольшая комната. Несколько столов. За столами девушки. На столах... Кастрюльки! Или самовары? Ну знаете, такие большие баки, как в отелях со шведским столом: подходишь с чашкой – и сам себе чай наливаешь.

В общем, схема та же: подходишь с резиновой формочкой, нажимаешь на краник – и формочка заполняется плавленым воском. Он быстро застывает, восковую детальку извлекают из резиновой коробочки и накалывают на специальную (тоже восковую) елочку. Через небольшое окно в стене розовые восковые елочки попадают в соседний цех. Мы с фотографом быстро метнулись по коридору, чтобы ничего не упустить. Но на двери соседнего цеха стоял кодовый замок. И кнопочка домофона. Машинально я нажала на кнопку и лишь потом сообразила, что не знаю, как ответить на вопрос «кто там?». К счастью, наш гид Марина оказалась рядом... И нас впустили в святая святых. Вот оно – золото!

Розовые восковые елочки вплывали в окошко в стене. Их отлавливали, ставили в дырявый железный цилиндр и заливали гипсом, а потом всю конструкцию отправляли в печь на обжиг – воск вытапливается, и в гипсовой форме остаются полости в виде все тех же деталек.

Мастер плавильного цеха развернул на столе невзрачную бумагу, а там оказались золотые кубики и золотая же ножка от елочки. Совершенно не изменившись в лице, мастер ссыпал кубики в жерло печи.

– Как-то вы без почтения к золоту относитесь, — обиделась я за драгоценный металл.

– А вы что, со священным трепетом взираете на глянцевые журналы? У каждого своя работа. — И мудрый мастер назидательно воздел кверху указательный палец. Посмотрел на него пару секунд и гордо сообщил: — Руки у меня золотые! Через них тонн десять золота прошло. Что-то в виде ионов к рукам прилипло. Вот и не болею никогда.

И в этот миг золото из печки потекло в гипсовую формочку!

Главное я увидела. Теперь можно было без суеты оглядеться, оценить обстановку, позадавать вопросы.

– А что это за древний станок? — ткнула я пальцем в позеленевшую (надо думать, от времени) наковальню.

– Гильотина, — просто ответил мастер. — Раньше золото приходило к нам в листах и в печь не помещалось – приходилось рубить на полоски. Сейчас мы получаем более удобные кубики, но иногда пользуемся и гильотиной, если, к примеру, вся елочка в переплавку идет.

– А что, бывает и такое?!

– Пошли, посмотрите, — сказала Марина.

Мы заглянули в соседнее помещение, где идет промывка елочек. Их выколачивают из гипса и опускают щипцами в специальную ванну, где удаляется верхний слой сплава (в нем находятся все лишние примеси – до 2% веса). Вот теперь елочку можно взять в руки. Ощущения от того, что держишь полкило белого золота... Да ничего особенного!

– Белое золото для нас в новинку, — говорит Марина, — хотя в Европе другого почти и не встретишь. Именно в белом золоте бриллианты смотрятся лучше всего.

– А мы можем сравнить все три вида золота, поставить их рядом и сфотографировать? — осмелела фотограф Маша.

– Без проблем, пойдемте на склад, — позвал технолог по литью Олег Кузнецов. — Только белую елочку возьмите с собой, там, кажется, такой нет.

Так и пошли мы по коридорам, унося с собой драгоценное дерево. Сфотографировали. Обратно принесли... Сами себе удивились.

На каждой елочке есть так называемый свидетель – монетка на самой верхушке. Ее срезают раньше деталек и отправляют на анализ в лабораторию. Этот пятачок должен подтвердить, что золото соответствует заявленной пробе. Если что-то не так (золото плохо промешалось или примесей слишком много), елочку тут же отправят в переплавку. Если все в порядке, детальки срезаются и комплектуются в изделие. Только камушки не вставляют пока. Сначала все изделия отправляют на проверку в Госинспекцию пробирного надзора. Там-то и ставят пробу – 585-ю или 750-ю (смотря сколько золота в изделии – 58% или 75%). По возвращении домой каждая золотая вещица получит еще одно клеймо – это «именник» завода, его каждый год меняют, чтобы обезопасить себя от подделок.

Вот они, золотые елочки! Желтая, красная, белая.

Алмазные россыпи
Камни в клейменую оправу вставляют ювелиры-закрепщики. Рабочее место современного ювелира выглядит как очень захламленный стол. Присмотревшись, в «хламе» можно четко выделить щипчики, пинцеты, бриллианты россыпью и духи известных марок (последний аксессуар, видимо, не относится к рабочему процессу, но присутствует практически на каждом столе). Едва мы с Машей вошли, ювелиры – все до одного – оторвали взгляды от драгоценных камней и перевели их на нас. Затем, как по команде, брызнули на себя из парфюмерных флаконов и начали сыпать комплиментами.

«Склад готовой продукции» – так скучно называются шкатулки с сокровищами.

Лишь покинув этот мужской клуб, я сообразила, что не спросила о главном:

– А если они алмаз фианитом подменят?

– Исключено, — сказала Марина. — На каждое готовое изделие мастер ставит еще третье – свое собственное – клеймо. Так что даже спустя годы, благодаря строгой системе учета, мы сможем сказать, кто это сделал.

– Ну да... И обыск на выходе. С детектором?

– Нет у нас никаких детекторов. — Марине, кажется, стало смешно. — Пойдемте на склад готовой продукции.

Склад драгоценностей – это звучит, да? В большой комнате на столах разложены в пакетиках и коробочках ювелирные украшения. Когда нам стали открывать одну за другой шкатулки, а потом пустили внутрь сейфа, появилось чувство нереальности происходящего. Кино какое-то! Полки, железная дверь, сейфовый замок, бумажные пакетики, плоские коробочки... А внутри – золото, золото, золото... Сережки, кольца, браслеты...

– Что лучше продается? — спрашиваю я.

– Кольца и серьги. А хуже всего колье, — отвечает Марина. — Сейчас броши в моду возвращаются. Большим спросом пользуются крупные бриллианты. Если не очень крупные, то пусть уж их хотя бы будет много.

– Каждый мужчина должен купить в своей жизни два бриллианта, — процитировала я народную мудрость. — Один любовнице, а второй жене, когда она узнает о сопернице.

– Все гораздо интереснее, — улыбнулась Марина. — Под прошлый Новый год один мужчина купил сразу 4 кольца с разными камнями и разных размеров. А бывает, приходит постоянный клиент, консультанты в магазине его узнают и просят дисконтную карту... А он, косясь на свою спутницу, начинает уверять, что карточки у него сроду не было и вообще он первый раз в ювелирном магазине... Значит, с женой пришел.

Марина довела нас до проходной, где мы сдали свои пропуска. Детектора действительно не было. «А если бы мы что-нибудь украли?» — не унималась я. «Так тут везде камеры слежения», — ответила Марина.

И мы пошли, унося на руках несколько прилипших ионов золота, которые, если верить ювелирам, защищают от инфекций и стресса.