«Ну оступился, с кем не бывает!»: что не так с фильмом про скопинского маньяка
Виктор Мохов три года и семь месяцев держал в заточении двух девочек – Катю Мартынову и Лену Самохину, которым было 14 и 17 лет, когда он их поймал. На протяжении всего этого времени он их насиловал и издевался над ними. За все это суд дал ему 17 лет, но, к слову, это был максимальный срок по этим статьям. 3 марта он вышел на свободу, и тут же появились слухи, что вскоре должно выйти интервью с Моховым на одном из центральных телеканалов. Телеканалы отступили, но маньяка подхватила Ксения Собчак.
На Собчак совершенно ожидаемо обрушилась волна народного гнева. Обвиняют ее в отсутствии морали, профессионализма и идеализации образа маньяка. Мохов вдохновился статьей в газете о другом преступнике, который держал подпольное производство. А теперь сам будет вдохновлять других копать бункеры, потому что – давайте честно – отделался он легко, если так подумать: в тюрьме его не убили и даже ни разу не изнасиловали. К тому же бесплатные публичные выступления не входили в планы Мохова, и свою славу он собирался монетизировать. Ну и, в конце концов, Ксения, пытаясь вызвать маньяка на откровенность, назвала три изнасилования за ночь «сексуальными подвигами» и «любвеобильностью». Но, даже несмотря на это, дело не в ней.
Son of Sam law и фильм как симптом
Обвинять авторов фильма во всех смертных грехах легко, но таким образом мы смещаем фокус внимания с главного. История с маньяком, оказавшимся на свободе, и о шумихе вокруг него – сигнал о том, что в нашем обществе и, что еще более важно, в законодательстве, что-то не так.
Жанр фильмов про маньяков придумала не Ксения Собчак, их миллион – зайдите на Netflix или включите любой российский канал. И маньяки порой там пострашнее. Но дело в том, что в США есть серия законов, которая запрещает преступникам любую монетизацию их популярности. Son of Sam law появился неслучайно, а в связи с популярностью конкретного преступника – серийного убийцы Дэвида Берковица, который использовал кличку Сын Сэма. После ареста о нем так много писали, что появились слухи, что он может продать свою историю писателю или киностудии. Берковиц, конечно, всё отрицал, но законодательное собрание штата Нью-Йорк решило не доверять маньяку, а принять упреждающий законодательный акт. Со временем он был модифицирован, если коротко: жертва легко может отсудить все полученные от кровавой славы деньги и сверху еще моральную компенсацию. Деньгами, конечно, не решить проблему, но, по крайней мере, хоть какая-то справедливость. Вопрос в том, почему такого закона нет у нас? Мы ничего не сделаем с интересом, который вызывают маньяки и извращенцы, но хотя бы могли не допустить, что они будут наживаться на этом. А то что же получается — выйдет такой гражданин Мохов на свободу, даст серию интервью, заработает больше, чем за всю свою карьеру слесаря, и уедет попивать мохито на острова, да еще и прихватит с собой парочку девиц — на этот раз легально?
«Что теперь, всю жизнь страдать?»
Есть такой термин — очеловечивание животных, так вот то, что происходит сейчас, это очеловечивание маньяка. Он вроде как обычный такой дедушка, пивко попивает за здоровье Собчак и явно наслаждается вниманием. Эксперт комментирует: «Мохов не похож на рядового маньяка». Мол, в них есть кровожадность и агрессия, а тут такой дедок, практически божий одуванчик. Но он просто привык прикидываться простачком и адаптироваться. «Зачем они ехали — попить вино и расстаться? – недоумевает Мохов. – Я их воспринимал как девушек легкого поведения, когда они отказали, не клеилось. Я их оставил как секс-рабынь».
То есть мы видим человека, который после 17 лет в тюрьме в крайне неприятном статусе (насильники – низшая ступень в тюремной иерархии), всё еще не понимает, что же такого натворил. Он не раскаивается. Он вообще начисто лишен эмпатии: Мохов выглядит и ведет себя, как явный психопат, органически не способный поставить себя на место жертвы. «Что теперь, всю жизнь страдать? Я вину искупил!» — говорит насильник и педофил, который уверен, что он всё еще хороший человек. «У меня все черты хорошие, нет плохих черт, ну оступился немножко, с кем не бывает!»
«Надо опять мне заняться ею!»
Катя, которая тоже есть в фильме, проговаривает очень здравую мысль: маньяку дали срок за все насилие в целом, а должны были дать срок за каждое преступление по отдельности, вот за все три года и семь месяцев, в течение которых он спускался в бункер почти каждый день. Но только так не случилось, и почему-то человек, который явно потенциально опасен, находится на свободе с 3 марта.
«Катя пока там жила не рожала, а Лена рожала. А сейчас получилось наоборот: Катя родила, а Лена больше не рожает. Надо опять мне заняться ею!» — шутит Мохов. То есть ему кажется забавным, что совсем молодая девочка, которую он запер в бункере и насиловал, родила двух детей без медицинской и вообще какой бы то ни было помощи. Что роды принимала Катя, руководствуясь учебником по акушерству, и перерезала пуповину тупыми ножницами. Что этих детей он у Лены похитил и подбросил в подъезды, совершенно не интересуясь их судьбой. Что третьего ребенка она потеряла на последних месяцах, и неизвестно, как это отразилось на ее здоровье. Это всё поводы для шуток.
Версия Мохова выглядит примерно так: он привез домой девушек легкого поведения, а раз они такие, то значит, и делать с ними можно всё что угодно. Закрыл в бункере. Насиловал. Оказался в «нехорошем положении», потому что отпустить боялся и убить не мог. Сам оказался заложником этой ситуации: «Они страдали, и я страдал». То есть он фактически жалеет себя, такой несчастного, который ничего плохого не сделал, но вот «оказался в ситуации», как бы по мановению волшебной палочки.
В поисках новой жертвы?
Страшнее всего, конечно, слушать его рассказы о девочках. Что Лене он покупал учебники английского, и она в итоге преподает (он говорит об этом почти с гордостью!), что Катя попросила краски, и он покупал ей краски и альбомы – ей даже не пришлось его умолять, он просто сам покупал. К пленницам Мохов относился как к статье расхода: у него была отдельная тетрадь, где он вел учет всех потраченных средств и даже фиксировал дни месячных. В эти дни не полагалось выдавать трусы, которые Мохов заказывал по каталогу, а то запачкают. Вместе с девочками они отмечали дни рождения и другие праздники, а Катю он продолжает «любить».
После этого Мохов зачитывает на камеру слова раскаяния – речь о том, что он просит прощения, заученная, как будто бы из зала суда или официального протокола, производит страшное впечатление. Очевидно, что в ней нет ни одного искреннего слова, и если за ним не будут следить, дедушка запросто организует себе еще один бункер. Тем более что проблем с сексуальной активностью у него нет: порно Мохов смотрит два раза в день в свои семьдесят лет. А женщин, которые любят экстрим, в том числе и маньяков, в избытке, он даже не скрывает, что собирается пользоваться своей славой, чтобы устроить личную жизнь.
В итоге самым честным моментом стал случайно записанный диалог Мохова с каким-то знакомым. С Мохова тут же слетает маска приличного человека, он матерится через слово и посмеивается над насилием. Вопрос остается отрытым: как вышло, что этот человек на свободе?
Государство должно защищать жертв преступлений и следить за теми, кто их совершил. Подпишите ПЕТИЦИЮ — пусть наши с вами голоса, взывающие об этом, услышат!
Фото: Starface, YouTube