Град невидимый: кто и как спасает женщин от домашнего насилия
Если бы мне надо было изобразить человека, воплощающего добро, то я писала бы портрет с Наташи – сотрудницы кризисного центра для женщин «Китеж». Глядя на нее, думаешь, что штамп про солнечную улыбку или мем про лучи добра имеют вполне материальное воплощение. Мы пьем чай, и Наташа рассказывает о «Китеже» — одинаково спокойным и ровным голосом и про то, что с женщинами, живущими в центре, работает психолог; и про то, как за одной из постоялиц приезжали родственники на трех машинах, обещая убить весь персонал, если девушку им сейчас же не выдадут. «С тех пор, — говорит Наташа, — женщин с Северного Кавказа мы не принимаем, потому что не можем их защитить».
Как рассказывает директор центра Алена Садикова, одну постоялицу из Ингушетии отследили по мобильному телефону. Единственный выход в ситуациях, когда муж или родственники преследуют сбежавшую от побоев женщину, — отключение телефона и секретная квартира, но для «Китежа» этот путь невозможен: по закону отец имеет право видеть детей, даже если на него подано заявление в полицию, а нарушать законы «Китеж» не может. И не только он — адрес убежища мужчинам, внезапно лишившимся домашней «боксерской груши», сообщают органы опеки, откуда поступают в «Китеж» многие подопечные, а также сотрудники детских садов и школ, куда ходят дети женщин.
«Китеж» расположен на подворье Новоспасского мужского монастыря в селе Милюково Новой Москвы. Это не значит, что постоялицы должны быть верующими: в центре никого не принуждают ни молиться, ни посещать церковь. Владыка Савва, епископ Воскресенский, наместник Новоспасского монастыря, принял решение о создании убежища для женщин, пострадавших от насилия; на территории монастыря под строительство был выделен участок; деньги на возведение здания предоставил «Ростелеком», он же продолжает оплачивать базовые потребности центра — услуги ЖКХ, зарплаты работников, еду и лекарства для подопечных «Китежа». Помогают также волонтеры и сотрудники дружественных организаций. Примерно так и работает гражданское общество без помощи государства — с миру по нитке.
«Низкопороговость» — еще одно отличие «Китежа» от государственных центров, помогающих женщинам, пострадавшим от насилия. Для того, чтобы попасть в «Китеж», достаточно иметь от врача допуск к проживанию в общем стационаре. Женщинам не нужны ни московская прописка, ни многочисленные справки — о побоях, доходах и так далее. Не требуются даже документы, которые нередко прячут или уничтожают мужья, когда у них появляется подозрение, что жена готовится сбежать. Также женщины часто покидают дом в таком состоянии, что неспособны подумать о паспорте. Алена рассказывает, что в прошлом году приехавшая в приют на такси девушка не взяла с собой даже зубную щетку, но привезла цветок в горшке — зачем-то схватила его, выскакивая из квартиры.
Большинству звонящих в «Китеж» отказывают — не хватает мест. По словам Алены, в центр попадают женщины, у которых ситуация самая тяжелая и насилие длится уже несколько лет. Большинство из них — находящиеся в декретном отпуске или имеющие двух и более маленьких детей. Современная поговорка «Муж проверяется декретом» возникла не на пустом месте — пик насилия обычно приходится на то время, когда мужчина понимает, что женщине некуда деться: нет собственных доходов, чтобы снимать квартиру, нет и возможности выйти на работу — не с кем оставить ребенка. Многие из постоялиц — жительницы провинции, которые, выйдя замуж и родив несколько детей, все равно существуют в Москве на «птичьих правах», не имея прописки в собственном доме.
Жили в «Китеже» и женщины из других стран — Украины, Молдавии и даже Египта и Венесуэлы. Недавно с юга России приехала мать с пятью детьми — добиралась зимой на попутках, у детей не было даже носков и белья. 30-летняя женщина выглядела на шестьдесят: 13 лет назад она вышла за ветерана Чеченской войны, и очень быстро она оказалась в изоляции, в доме без удобств и отопления. Бежать ей удалось чудом. История закончилась благополучно: сейчас беглянка живет в другом городе, работает и мечтает вернуться в брошенный когда-то мединститут, снова выглядит на свой возраст, дети учатся в школе.
Для каждой женщины, попавшей в «Китеж», составляется индивидуальный план реабилитации — в зависимости от того, какая помощь необходима. Кому-то нужен детский психолог, кому-то — компьютер и интернет для поиска работы, кому-то — сопровождение социального работника, кому-то — помощь юриста. Мне рассказывают, что сейчас одной из постоялиц как раз помогают с документами для суда: посадить мужа, который столкнул ее с третьего этажа, она не надеется, но хочет вернуть ребенка.
«Когда мы открывались, — рассказывает Алена, — все думали, что нам нужно много игрушек, и чаще всего дарили именно их. Но не все дети умеют играть игрушками, и нужнее всегда психологи и волонтеры, чтобы научить детей общаться друг с другом без агрессии, не драться и не ломать игрушки, а дети — свидетели насилия — именно так себя и ведут. Или проявляют аутоагрессию, то есть могут вырывать себе волосы, бить себя или щипать. Нужны психологи и для мам — вернуть им эмоциональную связь с ребенком, коммуникативные и прочие родительские навыки».
Жить в «Китеже» можно три месяца. Некоторые уходят через несколько дней, однако, по словам Алены, таких мало — в центр попадают «тяжелые случаи», и возвращается домой лишь каждая десятая из обитательниц (в среднем, согласно статистике, лишь на седьмой раз женщины разрывают отношения с абьюзерами навсегда). На стене висит расписание: подъем — в девять, отбой — в одиннадцать. В него включены и работа по дому, и обязательные прогулки — движение помогает преодолеть стресс. Наташа говорит, что сотрудникам очень хочется организовать в «Китеже» летнюю площадку с уличными тренажерами, но пока денег на это нет.
Сам «Китеж» — это двухэтажный дом. На первом этаже — общая столовая с кухней, санузел, кабинет психолога. На втором — пять жилых комнат с двухъярусными кроватями. Жить в них могут двенадцать человек, как-то в центре жили четырнадцать женщин. Всего за год через «Китеж» проходят 75-80 человек (в три раза больше получают консультации по телефону). По словам Алены, еще в Москве три убежища такой же вместимости, по области — и того меньше. Для сравнения: русская служба BBC приводит со ссылкой на МВД России и Минтруда статистику насильственных преступлений в отношении женщины в семье: в 2015 году их было совершено 18,5 тысяч — а это только те случаи, о которых известно. Очевидно, что убежищ на всех не хватает.
— У нас в Ростове, — говорю я, — таких центров нет. То есть я не слышала про них ничего, разве что год назад была статья о том, что собираются создать.
— А почему бы вам этим не заняться?
— Мне?!
— Конечно, это же просто.
Пока Наташа рассказывает, что на самом деле схемы создания убежищ отработаны, есть ориентиры по бюджетам, существуют курсы, где может учиться персонал, я думаю, что сотрудницы «Китежа» не понимают, насколько сложную работу они делают. Мне проще представить себя в трусах поверх трико, летящую останавливать комету, чем будничным голосом рассказывающую, как меня обещали убить, если прямо сейчас я не скажу, где прячется сбежавшая жена, а потом утром возвращающуюся на ту же работу. Я не представляю, как сотрудницам «Китежа» удается не выгореть дотла, видя детей, которые не умеют спать лежа — только сидя на кровати плечо к плечу, чтобы проще было вскочить и убежать, если опять начнут бить. Некоторые мужчины звонят с угрозами даже спустя год после того, как их жены и родственницы покинули убежище.
Алена рассказывает, что эта работа сама нашла ее. Она всю жизнь занималась живописью по эмали, а в 2010 году начала получать дополнительное образование и заниматься социальной работой. В этот момент ее старый друг и крестный ее детей посчитал, что знаний и жизненного опыта для подобной работы у нее достаточно, и пригласил к себе в подворье. Работать она начинала, когда не было ничего — ни здания, ни сотрудников, только замысел создать убежище для женщин, пострадавших от насилия, которое фактически стало ее детищем. Разумеется, учиться приходилось постоянно — сотрудники «Китежа» помимо работы участвуют в тренингах национального центра по предотвращению насилия «Анна», партнерских семинарах, поездках для обмена опытом с другими центрами (например, в 2016 году сотрудники «Китежа» ездили на учебу в Венгрию, где существует прекрасно налаженная сеть убежищ для женщин). Всего в «Китеже» работает пять человек: директор, психолог, два администратора и бухгалтер. Все они — женщины, но среди волонтеров есть и мужчины.
Мой визит в «Китеж» совпал с днем рождения центра: приехали кураторы, друзья и иностранные журналисты. Я спрашиваю, почему иностранные — российские издания не хотят писать о домашнем насилии и о центре, который помогает пострадавшим от него? Алена объясняет, что женщины, живущие в «Китеже», предпочитают сниматься для зарубежных СМИ — это гарантия, что их лицо, голос или фигура не появятся на российском телевидении, а большинство их них скрываются от мужей. Кроме того, зарубежные журналисты лучше умеют освещать подобные сюжеты и «меньше заинтересованы в жареных фактах».
Именно об этих фактах мне кажется правильным говорить больше всего. О том, как женщины убегают босиком по снегу, как матерей бьют на глазах у их детей, как они боятся идти в полицию, потому что муж обещает убить, как мужчины преследуют бывших жен в других городах. Однажды, рассказывает Алена, многодетная мать отнесла на избившего ее мужа заявление в полицию, но, так как он был безработным, штраф в конце концов пришел на ее имя. У миллионов женщин, которые сталкиваются с домашним насилием, должны появиться лица. За термином пора увидеть то, что происходит: боль, беззащитность, искалеченные тела и жизни.
Я спрашиваю Алену, что, по ее мнению, поможет защитить женщин от домашнего насилия, она перечисляет: низкопороговые кризисные центры, публичное обвинение, охранные ордера, курсы по управлению гневом для мужчин. Все то, о чем давно уже говорят юристы, общественные деятели и другие эксперты. Еще в 2016 году в Госдуму был внесен законопроект «О предупреждении и профилактике семейно-бытового насилия», где было практически все это — и перевод домашнего насилия в сферу государственного, а не частного обвинения, когда женщина сама должна доказывать, что ее избили; и запрет абьюзеру приближаться к жертве; и обязательное прохождение психологических программ.
Законопроект был отклонен — судя по всему, депутаты выбрали девизом поговорку: «Двое дерутся — третий не мешай». «Китеж» и другие подобные ему центры все еще остаются последней надеждой для женщин, которым больше некуда идти. Я же продолжаю надеяться, что когда-нибудь буду спрашивать Алену о том, планирует ли она возвращаться к живописи по эмали, раз уж женщин теперь надежно защищает от насилия государство.
