Вера, Набоков, любовь

Вера Слоним и Владимир Набоков прожили в браке пятьдесят два года. Как говорил сам Набоков, «в любви нужно быть как сиамские близнецы: один чихает, когда другой нюхает табак».
Русский Берлин
Весна 1923 года застала Веру Слоним в Берлине. Отец, успешный лесопромышленник, не сразу уехал от революции – он увез жену и трех дочерей, только когда убедился, что семья не сможет выжить, оставшись в Петрограде. Их путь был типичным для всех, кто бежал от нового режима: Петроград–Крым–Константинополь–Берлин. Вера навсегда запомнила поезда, которые еле плелись, то останавливались, то снова трогались, петлюровских солдат, соседство которых пришлось терпеть по пути в Одессу, тесноту парохода, навсегда увозившего их из России. В Берлине семье Слоним удалось устроиться лучше, чем большинству товарищей по эмиграции: отец сумел продать недвижимость в России, организовал свою фирму и даже издательство. Вера свободно говорила по-немецки и по-французски, сносно – по-английски. Она помогала отцу в делах, пробовала себя в литературном переводе. У Веры и Владимира была тысяча возможностей познакомиться еще на родине. Но они встретились только в Берлине в мае 1923-го, когда Вере исполнилось 21, а Владимиру Набокову – 24. Много лет спустя журналист спросил Веру, что было бы с ними, не случись революции. Не задумавшись ни на минуту, Набоков ответил за жену: «Мы бы познакомились в Петербурге и жили бы, как живем сейчас». Мысль о том, что они могли вообще не встретиться, даже не приходила ему в голову. Молодые люди поженились в 1925-м, вполне буднично, не позвав отметить это событие никого из друзей или родственников. Жизнь молодоженов не была простой и гладкой. Вскоре после их свадьбы отец Веры Слоним обанкротился, в стране галопировала инфляция. Владимир стал давать уроки тенниса и английского, Вера работала секретаршей и стенографисткой, подрабатывала репетитором, зачастую она получала даже больше мужа, который все свободное время проводил за письменным столом. Первое десятилетие их брака оказалось плодотворным в смысле творчества: Набоков написал и опубликовал восемь романов, среди них «Защита Лужина» и «Дар». Критики провозгласили его «новым Тургеневым», однако он был практически лишен аудитории: тираж книг писателей-эмигрантов не превышал 1500 копий. Вера была первой и самой придирчивой читательницей своего мужа.

Тучи над Европой
Вера очень трепетно относилась к своему происхождению, не выносила ни малейшего намека на антисемитизм, могла ошарашить знакомого неожиданным вопросом «Вы знаете, что я еврейка?» и с удовольствием наблюдала за реакцией. С приходом Гитлера к власти оставаться в Германии ей стало по-настоящему опасно. Но светловолосая и голубоглазая Вера была похожа на немку, и семье удалось продержаться в Берлине до 1937 г. Набоковы понимали, что нужно искать новое пристанище, но постоянно откладывали переезд: сначала ждали наступления весны, потом рождения сына (он появился на свет в 1934 -м)... Но наконец семья уехала. Во Францию. И там разыгралась драма: Вера узнала о романе мужа с другой женщиной и вынудила его во всем признаться. Набоков метался, отправлял любовнице письма, полные страсти и обещаний, но остался с Верой. За всю жизнь это был единственный случай, когда он всерьез думал о расставании с женой. С подачи Веры Владимир Набоков начал писать свой первый роман на английском – «Подлинная жизнь Себастьяна Найта». Семья ютилась в одной комнатке, и Владимиру приходилось работать, запершись в туалете. Как позже отметил один из биографов, «Себастьян Найт» – лучший роман на английском языке, написанный верхом на биде». Немецкая канонада становилась слышнее по всей Европе, и Набоковы предпринимали нечеловеческие усилия, чтобы добиться американской визы и найти деньги на билеты. В мае 1940 года они оставили Францию.

Американские годы
Жизнь началась с чистого листа: в США их никто не знал. Первая работа, которую предложили автору «Дара», – место упаковщика в книжном магазине (писатель отказался, сказав, что упаковщик из него никудышний). Однажды Вера повела сына к парикмахеру, мастер старался разговорить ребенка и спросил, где их дом. «У нас нет дома», — ответил маленький Дмитрий, семья которого за три предыдущие года сменила более двадцати почтовых адресов. С помощью друзей Набокову удалось найти место преподавателя русской и мировой литературы. Вера сопровождала его практически на каждое занятие: подавала упавшие конспекты, подсказывала цитаты, усмиряла слишком активных студентов, проверяла контрольные работы, принимала экзамены. На лекциях Набоков ругал английское издание «Евгения Онегина», и Вера предложила мужу самому взяться за перевод. Потом она очень об этом жалела. Рукопись заняла три большие коробки из-под обуви и целиком была перепечатана Верой, причем неоднократно. Набоковы постепенно адаптировались к новой жизни. Впрочем, госпожа Набокова неоднократно признавалась, что из нее никогда не получится идеальная американская домохозяйка: она не любила кухонные хлопоты и старалась держаться от плиты так далеко, как это только было возможно. И еще ей совсем не нравилось, что их сын начинает отдавать предпочтение не Гоголю, а Супермену. Надо полагать, что муж был с нею согласен – супруги редко расходились во мнениях. Известно, что, если Вера плохо отзывалась о книге, Владимир не считал нужным даже открывать ее. Набоковы были настолько довольны обществом друг друга, что за все годы совместной жизни не обзавелись близкими друзьями. Одна из приятельниц говорила о Вере, что та была бы счастлива даже в пустыне, лишь бы с Владимиром. А как удачно подметил один из биографов, они были парой, которая могла отлично развлекаться в компании друг друга и пары словарей.

Сожженный тираж
Набоков с трудом привыкал писать на английском. Он несколько лет работал над «Лолитой», порывался бросить книгу в огонь, но жена буквально выхватила рукопись из рук Владимира. Вера сама вела переговоры с издателями, сражалась за публикацию романа – скандальное произведение дважды запрещали во Франции. В Англии издатели с трепетом ждали новостей из парламента, не зная, то ли им придется назавтра отправиться в тюрьму, то ли можно будет начать рассылку напечатанного романа по книжным магазинам. Успех «Лолиты» был сокрушительным – журналисты взяли в осаду дом Набоковых и отель, где они останавливались. В Америке был продан почти миллион копий романа. «Все это должно было случиться тридцать лет назад», — с горечью заметил Набоков. Вера занималась всем сразу: отвечала на телефонные звонки и письма, корректировала гранки, переводила сама. Однажды ей пришлось со словарем проверять шведское издание: там отсутствовали целые параграфы, некоторые мысли были искажены. Вера вынудила типографию сжечь тираж. Она умела торговаться: заключая новый длительный контракт, вписала в него пункт, учитывающий инфляцию. Издатели посмеялись, но через несколько лет, когда инфляция в Америке стала реальностью, вспомнили Веру недобрым словом.

Пикет у гостиницы
В конце 50-х Набоковы вернулись в Европу и поселились в отеле в швейцарском Монтрё, где Вера и провела последние 30 лет жизни. Их сын, предмет родительской гордости и тревог, успев побыть автогонщиком и поработав переводчиком, всерьез занялся оперной карьерой и начал учиться в Милане. Набоковы не принимали ничего, что было связано с Советским Союзом. Писатель говорил, что русский нужно учить не для того, чтобы знать, что думает о войне Сталин, а чтобы знать, что думал о войне Толстой. Муж и жена отказались от знакомства с Чарли Чаплином, симпатизировавшим коммунистам. Не меньшую неприязнь вызывали у них и немцы. Вера, явно не отличавшаяся толерантностью, говорила после окончания войны: «Теперь все бросились помогать "бедной Германии", без которой Европа якобы не может жить. По-моему, очень даже может». «Вера, если бы ты не была еврейкой, ты бы стала фашистом!» — взорвался однажды их гарвардский приятель. Она могла заявить исследователю Гете, что «Фауст» – самое пустое произведение в истории. Владимир откровенно наслаждался подобными провокациями жены. В 60-е годы едва ли не каждый месяц выходило в свет новое издание Набокова. Один из друзей семьи в шутку советовал Вере устроить забастовку и организовать пикет под окнами отеля, чтобы выторговать у мужа лучшие условия труда и нормированный рабочий день. Набоковы стали главной достопримечательностью Монтрё. Их гостиницу постоянно осаждали журналисты, фанаты творчества писателя, туристы – бесконечный поток людей приходилось фильтровать Вере. Владимир Набоков умер в 1977-м. Вера старалась держать удар, но в порыве отчаяния бросила сыну: «Хорошо бы нанять самолет и выброситься из него». Через пять лет после смерти мужа она признавалась: «Мне кажется, будто прошло не пять, а пятьдесят лет». Вера скончалась в 1991 году. Она пережила мужа на четырнадцать лет, страдала от болезни Паркинсона, но неустанно заботилась о литературном наследии Набокова. Их сын Дмитрий так и не женился: слишком высока была планка семейной жизни, установленная его родителями.