Подкаблучник Вася и другие счастливые люди

Обычно подкаблучниками называют мужчин, которые делают то, что хочет женщина. Но никто не знает наверняка, как называют женщин, которые делают то, что хотят мужчины? Ответить на этот вопрос мы попросили Нину Гечевари и Антона Бубликова.

ЖЕНСКИЙ ВЗГЛЯД

– Детское время! Поехали бухать!
– Жена расстроится – я обещал быть в десять, так что...
– Васек, обижае-е-ешь, — вразнобой ревет честная компания. — Не будь подкаблучником! Покажи, кто в вашем доме носит штаны, поехали!
Человек, у которого все в порядке с головой и совестью, возьмет сторону женщины, с которой ему жить в любви и согласии еще долгие годы и которая не проснется в ботинках и с майонезом на голове: «Ребята, а чо вчера было?!» Умом бедный Вася все понимает. И он знает, как долго ему еще придется вслушиваться в оскорбленное молчание, всматриваться в обиженную спину и покаянно выносить мусор. Но заслужить статус подкаблучника страшнее. Поэтому он набирает номер и мелочно врет:
– Зайка, у меня тут сцепление накрылось! Как раз у Колькиного дома. Я ему позвонил, конечно! Ну а у него день рождения жены. То есть тещи. Я же не могу не поздравить! Так что буду немного позже. Но до двенадцати! Если что, позвоню... Конечно, зайка... Целую, зайка!
– Вот это ты молодец, Васек. Ну надо же мужику раз в жизни по-мужски в мужской компании отдохнуть! А то эти бабы совсем стыд потеряли. Готовы нас всех под каблук!
А Васек думает: «Ничего, ближе к 12 еще что-нибудь придумаю...»
Это портрет типичного подкаблучника? Нет. Обычный счастливый человек. Такой же, как твой муж... ну или мой. Который не ведет пожизненную Войну за Независимость и понимает, что если сейчас он, стукнув кулаком по столу, проорет в трубку: «Отстань от меня, женщина, убирайся на кухню!» или просто «Да пошла ты...», – то не только последствия будут гораздо значительнее их причины – он еще и просто будет не прав.
С другой стороны, если бы жена Васи была бы не просто женщиной, а Понимающей Женщиной, возможно, ей не надо было бы врать про сцепление и именины. Ее бы удовлетворило настоящее объяснение:
– Милая, я знаю, что сегодня среда и что Костик ждет, когда папа придет поиграть с ним, но Колька и Болт зовут бухать, а мы с ними с Нового года не виделись. Пожалуйста, ужинай одна, а я приду когда приду.
А она бы лишь покачала головой («Эх, мальчики, мальчики...») и пошла бы разогревать себе ужин.
Но вот Понимающей Женщиной быть совсем не выгодно. Мир устроен так, что ее понимание обычно ей же и выходит боком. Так мы и добрались до подкаблучников, а точнее – подкаблучниц, женского пола.
А что? Разве у нас не равноправие? Разве мы живем при домострое? Разве женщины не грузят шпалы и не работают в декретном отпуске? Раз есть и подкаблучники, должны быть и подкаблучницы! Хотя подкаблучницы, наверное, не совсем корректное слово. Мужчины все-таки в большинстве своем не носят каблуки. Назовем их... Какие характерные черты у мужчин типа каблуков – штаны? Подштанницы? Не очень похоже на комплимент. Тем более что штаны в доме носит не один человек. Носки подходят, но «подносочница» уж слишком явный неологизм. Борода... Подбородок? Или, может быть, подъяичник? Ладно, подкаблучница так подкаблучница. Женщина, угождающая мужчине в ущерб своим интересам.
«Да таких полным-полно! — воскликните вы. — Каждая вторая! Каждая первая! Да на меня посмотрите!»
Вместо того чтобы нежиться в ванне с журналом, готовлю обед. Не гуляю на природе, а прочищаю в раковине засоры. Не провожу выходные с подругами в торговом комплексе – чтобы шопиться, шопиться, шопиться до тех пор, пока голова не закружится! – еду с ним к его бабушке и, натянув на лицо почтительное выражение с примесью восторженного дебилизма, не дрогнув, как индеец, глотаю суп, в котором почему-то песок и шерсть кота Кузи. А если уж мне удалось отпроситься на сабантуй, на котором нет ни Кольки, ни Болта, ни их жен с тещами, а есть только мои собственные друзья, я по крайней мере раз шесть умоляющим голосом пообещаю трубке: я вот уже почти выхожу... еще вот сейчас чай – и я выхожу... сейчас уже все выходим... я уже одной ногой вышла...
И это еще пустяки, счастливые житейские мелочи. Не хотите на года засесть дома? Пожертвовать своей карьерой ради карьеры мужа? Рвануть за ним в кишлак? И сутками сидеть у окна, глядя на синеющие горы? А на каторгу за ним не хотите, как жены декабристов, чьим поступком вы четыре часа письменно восхищались в выпускном сочинении?
Вот видите, как неприятно, когда поступаешь как правильная жена, а вас за это презрительно именуют подкаблучником! Подкаблучницей...
Я уверена, что если человек живет так, как он живет, значит, ему хорошо. Я не говорю о тех, кому отняли ноги, и о тех, кто вложил все деньги в строительство квартиры, а его кинули, – о тех, кого вправду поразила злая судьба. Но если я готовлю обед вместо того, чтобы нежиться в ванне, значит, мне это нравится. И если я глажу ночью белье, всегда встаю на час раньше мужа и ни за что не поеду без него в отпуск, если я угождаю ему в ущерб своим интересам (или он угождает мне в ущерб своим), значит, для нас это хорошо. Даже если все вокруг жалеют меня. Или его. Кто-то любит быть жертвой, а некоторые даже платят большие деньги за то, чтобы их пороли плеткой и вонзали в спину острые каблуки. Восставать против существующего порядка вещей – все равно что быть понимающей женой. Или декабристом. Все они хотели сделать для других доброе, и за это их и вздернули.
А Вася вернулся домой в ту ночь.Его принесли в половине четвертого утра: пару раз уронили на лестнице, дотащили до площадки, положили перед дверью и нажали звонок. Он проснулся ближе к вечеру в своей кровати, на чистом белье, на подходящей ему по размеру и по толщине подушке (на ней была почему-то другая наволочка). Он был переодет в пижаму, рядом с кроватью стоял тазик, бутылка воды, бутылка пива, лежал апельсин, пачка носовых платков и болеутоляющее. Потому что мы все друг другу подкаблучники.
А еще лежала записка: «КОГДА ВЕРНУСЬ – УБЬЮ».
Так ему и надо.

МУЖСКОЙ ВЗГЛЯД

– Зачем же ты это корыто купил? — севшим голосом сказал Бубликов. — Если денег не хватало, я б добавил.
Бубликов-старший смахнул с новенького «жигуленка» невидимую пылинку и смолчал. Сообразительному человеку этого жеста было бы достаточно, но младший Бубликов полагал, что быть тактичным по отношению к папе вовсе не обязательно и даже излишне. Он затянулся поглубже, отбросил в сторону сигарету и посыпал на открытую папину рану еще щепотку соли.
– Это не машина, — сказал младший. — Я даже не знаю, что такое.
Отец бросил взгляд на сына, но отвечать не стал, только поджал губы. Это, по мнению старшего Бубликова, должно было сообщить наследнику: отцу такое развитие беседы неприятно. Но младший и в лучшие дни таких мелочей не замечал, а сегодня ему хотелось поделиться с папой всем, что ему известно об автомобилях.
– Ты проверял, она заводится?
– Я, — сказал наконец старший Бубликов, — купил эту машину, пото-му что она понравилась твоей маме.
Если Бубликов-отец был подкаблучником от природы, то Бубликов-сын подчинялся женщинам сознательно. Он вообще не любил спорить, а с женщинами спорить не любил особенно, потому что довести женщину до слез мог легко, а вот переспорить – нет. С тем же успехом, считал Бубликов, можно дискутировать с пехотной миной: первые десять минут она делает вид, что слушает, а потом взрывается. Поэтому с раннего детства Бубликов принял за правило с женщинами соглашаться, а потом делать по-своему. Чаще всего это прекрасно срабатывало, но только не с мамой и не с М. Они быстро раскусили, что Бубликов предпочитает партизанские методы, и, договорившись с ним о чем-нибудь, имели обыкновение не верить на слово. Спасался Бубликов только тем, что вражеские силы тратили много времени на позиционные бои друг с другом: мама полагала, что проверять Бубликова должна она, М. придерживалась иного мнения.
– Ну как вы там? — спросила бубликовская мама по телефону. Она была интеллигентным человеком и делала вид, что ее интересуют оба «ребенка». Притворялась она так хорошо, что даже сама, наверное, в это верила – в конце концов, с М. у нее было куда больше общего, чем с сыном.
– Нормально, — сказала М., следя, чтобы тон был правильным, не слишком беспечным и не слишком тревожным – он должен сообщать маме Бубликова, что М. считает, что у них все хорошо, но не хочет сглазить.
– И он тоже говорит «нормально», — грустно сказала мать.
По поводу «нормально» у них расхождений не было: это слово могло означать что угодно. Мама с ужасом вспоминала, как сын женился – неожиданно для всех, особенно для себя. Два года были отмечены сотнями телефонных «нормально». А когда мама почти успокоилась, отпрыск позвонил и сказал, что развелся.
– Как же ты, сынок? — проскрипело материнское сердце.
– Нормально, — сказал Бубликов, и мама поняла, что он пожал плечами.
В общем, у нее были все основания не доверять слову «нормально».
Были такие основания и у М. Однажды Бубликов целую неделю ходил необычно кислый. Он не смеялся, не хотел заниматься сексом и большую часть времени проводил на диване со старым детективом.
– Случилось что-то?
– Да все нормально, — отвечал Бубликов, но смотрел так, как глядит на товарищей по оружию раненый боец, оставленный умирать в степи.
М. по женскому обычаю приняла все на свой счет и даже пару раз проверила его sms – мало ли что. Однако единственным корреспондентом Бубликова оказался телефонный оператор, напоминавший о недостатке средств на счете. Как ни странно, М. это нисколько не успокоило. Если бы это была простая интрижка, он бы не стал удалять sms. Вытерпев еще два дня, она устроила Бубликову допрос с пристрастием и, самое ужасное, выдавила из себя несколько слезинок. Бубликову стало стыдно: в конце концов, это ведь он виноват, что она унизилась до банальной слежки.
– Да не волнуйся ты, — выдавил Бубликов. — Живот болит, делов-то.
Признание окончательно подорвало его силы: Бубликов немедленно оказался в цепких лапах болезни. Вечером Бубликову резко стало хуже, а через день ему вырезали аппендикс. Операция прошла нормально.
– У вас там есть еда, не голодаете?
Она спросила как бы в шутку, но М. эту как бы шутку слышала не раз.
– Не голодаем, — сказала М., — ели борщ и макароны с котлетами.
– Борщ – это хорошо, — с сомнением сказала мама Бубликова. — Ви­та­мины. Не болеете?
– Нет, — ответила М. и бросилась в контр­атаку. — А у вас как дела?
– Нормально. Машину купили. Красивая. Серая. Цвет металлик.
– «Чери» какую-нибудь?
– Зачем «Чери»? — обиделась мама. -― Нашу взяли. Чинить дешевле. Са­мое главное – красивая очень.
– Маме, значит, понравилась, — сказал Бубликов и перевел взгляд на стоящий рядом с «жигуленком» новенький «Пежо». Потом снова на «жигуленок». И снова на «Пежо». Отец кивнул.
– Ну а в общем и ничего, — сказал Бубликов-младший. — И цвет, если присмотреться, хороший. Серый.
– Металлик, — поправил отец.
– Серый металлик, — согласился Бубликов. — Нормально.
Они еще немного посмотрели на чудо российского автопрома. Говорят, если долго смотреть на что-нибудь уродливое, привыкаешь, но Бубликов каждый день видел себя в зеркале и знал, что это не так.
– Нормально, — повторил Бубликов и добавил: — Хотя лучше бы маме понравилось что-нибудь другое.
– Лучше, — сказал отец. — Но машину-то я и поменять могу.
– И починить, — сказал Бубликов.
– Это всего лишь автомобиль, — сказал отец. — Не конец света.
– Нормально, — сказал Бубликов.
– А мама у нас одна, — сказал отец. — И мне с ней жить.
С этими словами он вытянул руку и снял с автомобиля следующую невидимую пылинку.