Воля к победе

На мой день рождения, 14 февраля, мы решили убежать подальше от нашей слякотной зимы, туда, где море, солнце, песок. Словом я, Александра и еще две подруги отправилась в Таиланд. Мы загорали, веселились, ездили на различные экскурсии и за три дня до обратного вылета решили махнуть в Бангкок – осмотреть местные храмы. Всю дорогу мы дремали – сказывалась ночь, проведенная в клубе. Шел сильный дождь. Но это не мешало нашему водителю вести двухэтажный автобус, набитый туристами, со скоростью 120 км/ч. Это я узнала уже потом. Как и то, что, по официальной версии, водитель не справился с управлением, и мы перевернулись на эстакаде.

А тогда, в полусне, я понимала, что с автобусом что-то происходит, но никак не могла понять что. Я куда-то летела, все вокруг вертелось. На самом деле все случилось в одно мгновение: я даже глаз открыть не успела. Ощущение было такое, что тебя просто на какое-то время вырвали из реальности. Помню только, что говорила себе: «Вот сейчас все закончится, и я открою глаза».

Наконец все успокоилось. Первое ощущение – я почему-то лежу на полу и моей левой руке как-то неудобно, было такое впечатление, что она занемела. Повернула голову и увидела, что плечо прижато куском искореженного металла. Когда я его кое-как подняла, то увидела, что моей руки... просто нет. При этом я ее прекрасно ощущала и никак не могла понять, как такое возможно. Странно, но паники не было. Вернее, лежа там, в автобусе, я как-то умудрилась почти мгновенно проскочить все стадии переживаний. Сначала подумала: ужас, кошмар, я не смогу так жить, все кончено! И уже через секунду: стоп, но ведь умирать-то я тоже не хочу, значит, жить я все-таки смогу. Даже помню дословно, что себе говорила: «Все, Олеся, у тебя нет руки, спокойно, ведь самое страшное не случилось, ты не умерла». Еще у меня ужасно жгло лицо, и я за него испугалась даже больше. Автобус лежал на боку, и все выбирались из него через заднее окно – единственный путь на улицу. Мимо меня прошла девушка, и я, остановив ее, спросила: «Что у меня с лицом?» Она сказала, что все в порядке, про руку предпочла промолчать.

Я встала и, несмотря на потемнение в глазах, тоже стала потихоньку выбираться. Совершенно спокойно заняла очередь на выход. Передо мной шла Марина – одна из моих подруг. Она обернулась и сначала меня не узнала. Но когда поняла, что это я, начала кричать. Но я на это не особо обратила внимание: моя задача была попасть на улицу. Когда я продвинулась немного вперед, то увидела свою лучшую подругу Александру лежащей на полу. И сразу поняла, что она умерла. Мы сидели рядом, и, видимо, то, что упало мне на руку, пришлось ей по голове. Сзади подпирал народ, и мне пришлось двигаться дальше. Возле заднего окна тоже разгорались страсти: погибла еще одна девушка, у них с мужем был медовый месяц. Парень плакал, кричал, а люди непрерывным потоком обходили их и двигались дальше, к выходу.

Выбравшись из автобуса, я просто стояла и смотрела на все происходящее, пока подруги ловили машину. Боли не чувствовала. Правда, поняв, сколько потеряла крови, испугалась, что могу погибнуть именно из-за этого. Уже сидя в машине, я пыталась как могла пережать рану, выуживала из памяти все, чему нас учили в школе. Я не очень помню, что происходило вокруг, в голове была только одна мысль: надо доехать до госпиталя и выжить. Через 15 минут мы были на месте. За все время с момента аварии я ни на секунду не потеряла сознание и очень четко понимала, что со мной происходит. Я сама вышла из машины, подошла к каталке, легла на нее и сказала: «Все! Я справилась! Делайте теперь со мной что хотите». Но до операции прошло еще два часа. Мне делали снимки, я подписывала какие-то бесконечные бумаги, разговаривала по телефону с переводчиком... В ходе обследования выяснилось, что кроме руки у меня куча других повреждений: сломан нос, лопатки, крестец... Рядом постоянно была медсестра, которая так на меня смотрела, что сразу хотелось плакать. Но я брала себя в руки и думала о Саше, которая погибла.
Перед операцией мне показали мою руку. До сих пор не пойму, как она в госпитале оказалась. Врачи хотели, чтобы я убедилась – спасти ее нельзя, и не мучила себя потом ненужными вопросами. Помню, как, находясь в операционной, я все с интересом разглядывала: кругом так чисто, красиво. А еще я, никогда не лежавшая в больницах, очень боялась, что наркоз не подействует, и все время спрашивала: «Что, я действительно засну и ничего не буду чувствовать?» Заснула как миленькая. Операция длилась шесть часов.

Начался процесс восстановления. Первое время рядом со мной находились девчонки. Но прилетевшая в Таиланд мама велела подругам возвращаться – родители очень за них переживали.

Мама узнала об аварии практически сразу. Она тогда работала в турагентстве, и до нее очень быстро дошли сведения о катастрофе и о том, что в автобусе, возможно, находились мы. Когда эта информация подтвердилась, мама вылетела в Таиланд. Я очень благодарна ей за все, что она для меня тогда сделала. Именно мама настояла на том, чтобы месячную реабилитацию я проходила в Бангкоке. В принципе мы уже через три дня могли бы уехать долечиваться в Россию. Но мама, зная, какие у нас больницы, уговорила меня остаться в госпитале: «Успеешь еще настояться в наших очередях». У меня была отдельная палата, больше похожая на гостиничный номер, только со специальной больничной кроватью. Ко мне приезжали много посетителей: от министров до журналистов – все с цветами, фруктами. Особенно помогал консул. Он передавал нам продукты, диски с фильмами на русском языке, в общем, очень заботился о нас. Параллельно мы с мамой разбирались со страховыми компаниями. Поначалу московские чиновники сказали, что мы с девочками сами виноваты – купили экскурсию не у своего туроператора и поэтому компенсация нам не положена. И мы смирились. Но потом ко мне пришли из полиции составлять протокол, расспрашивать о водителе: он, оказывается, пытался сбежать с места аварии. И когда полицейские узнали, что мы не рассчитываем на страховку, то посоветовали за нее бороться, что нам обязаны ее дать. В результате мы добились выплаты, которая пошла на лечение и реабилитацию. Я достаточно быстро шла на поправку. Мне писали, звонили очень многие. Все говорили теплые слова, предлагали помощь. И, конечно, меня сильно поддерживала мама, которая все это время была рядом. Мы с ней в тот месяц много разговаривали. О том, что жизнь теперь изменится, но это будет просто другая жизнь – не лучше и не хуже. И что качество ее повысится: если раньше я ездила на метро, то теперь ради комфорта буду на машине. И у меня появится возможность носить красивые палантины. Одним словом, ситуацию изменить было нельзя, а свое отношение к ней – можно. Что мы и пытались сделать. Когда настало время возвращаться в Москву, я уже была к этому готова. Я знала, что буду делать дальше.

Когда я еще была в Таиланде, мне позвонил мой первый тренер по плаванию и предложил вернуться к занятиям. Так что через неделю после прилета я уже была в бассейне. Стеснялась сначала страшно. Вообще, настало время преодолений. В госпитале я думала лишь о том, как поскорее поправиться. Там было комфортно, солнечно, я не соприкасалась с реальной жизнью. А когда прилетела в Москву и стала заниматься протезированием, оформлением инвалидности, то сразу вкусила все прелести нашего здравоохранения. Все было очень сложно. В госпитале мне собрали мешочек в дорогу, куда положили бинты, лекарства – все, что нужно для выздоровления. Естественно, через какое-то время у меня все это закончилось. А у нас найти нужные препараты оказалось просто нереально. Я осталась фактически без лекарств. Хотя принимать их было очень важно. Знаете, ведь страшно не только потерять руку, но и обзавестись фантомными болями – это когда тебе кажется, что болит часть тела, которой на самом деле уже нет. Если сразу назначить правильный курс лечения, то этой проблемы не будет. И слава богу, что в бангкокском госпитале сделали все как надо – я избежала этого ужаса. Тайских препаратов все-таки хватило, чтобы боли не появились. С инвалидностью же морока была еще та. Оформлять ее безумно сложно и долго. Но я сказала себе: просто есть такие дела, которые надо сделать – и все. В итоге мне дали третью группу с причиной: общее заболевание. Да-да, я тоже долго над этим смеялась. Протез я сделала за свои деньги, но он был страшно неудобный, и я от него отказалась. Решила ходить как есть. Мне так комфортнее. А наше общество пусть привыкает к людям с ограниченными возможностями. В конце концов, в отсутствии руки нет ничего страшного, и восприятие людей будет зависеть от того, насколько часто они меня будут видеть. Я каждый день хожу в бассейне в купальнике и даже на пляже не прикрываюсь протезами и палантинами. За границей в мою сторону никто не смотрит. Ну если только мужчины, когда хотят сделать комплимент. А у нас смотрят. Нет, не так – лупятся. Но надо отдать должное – уже меньше. Мои друзья очень скоро вообще перестали замечать, что у меня нет руки. До такой степени, что иногда они просто не понимают, что мне в чем-то надо помочь. На самом деле я почти все могу делать сама: завязывать хвостик, шнурки, плести косички. Я вожу машину, в конце концов.

Когда мне говорят, мол, хорошо, что хоть правая рука цела осталась, я возражаю: разницы нет. Как быстро я научилась все делать одной рукой, так научилась бы и левой, потому что просто нет вариантов. В нашей сборной есть спортсмены, у которых вообще нет рук, и они все делают ногами: едят, одеваются, машину водят. Обычному человеку ведь даже в голову не придет как-то нестандартно задействовать в повседневной жизни свои конечности. Мы делаем все на автомате и не задумываемся, какая это большая ценность – быть просто здоровым человеком.

Что меня в тот тяжелый момент заводило и воодушевляло, так это плавание! Поначалу было, конечно, непросто. Самая большая проблема – найти новый баланс тела. И когда мне что-то не удавалось, тренер просто лез в воду и делал все со мной, пытаясь понять, как мне будет лучше и удобнее.
Параллельно с тренировками я стала узнавать, какие в России есть организации, занимающиеся паралимпийским движением. Это был 2008 год – год Олимпиады в Пекине. Если честно, сначала я не столько хотела на сами соревнования, сколько просто попасть в Китай. Давно мечтала туда поехать. Я звонила в Паралимпийский комитет России, в организацию «Юность Москвы», где сейчас работаю, и узнавала, что нужно для того, чтобы меня приняли в команду. Люди мне помогали, делились информацией. Единственное, все говорили: «Олеся, команда давно сформирована. У тебя нет классификаций, тебя никто не знает. А еще надо сначала проплыть на каких-нибудь соревнованиях, без этого никак». Я быстренько вцепилась в последнюю информацию. Начала узнавать, когда будут соревнования. Оказалось, через два месяца, и поехать на них я смогу только за свой счет. Я пошла на это и выиграла тогда. Но меня по-прежнему не хотели брать в олимпийскую сборную. Мне часто говорили: «Олеся, ну куда ты так торопишься, подожди четыре годика и поедешь». На это я отвечала: «Да вы что! Я не знаю, что будет со мной завтра, а вы мне про четыре года говорите. У меня еще недавно была куча планов, которые рухнули в одну секунду. Вы думаете, меня эта ситуация ничему не научила?» В итоге первый вице-президент Паралимпийского комитета Павел Алексеевич Рожков, взяв на себя ответственность, включил меня в команду. Сама поездка в Пекин была счастьем. Я совершенно не ожидала, что выиграю. Меня стороной обходили разговоры о призовых, которые получают за медали: люди, я в Китае! Я могу забраться на Великую Китайскую cтену! Какие призовые?!

Перед заплывом, конечно, очень волновалась. Я всегда отличалась таким предстартовым мандражом: не могла есть, спать. Мой тренер перед финалом сказал: «Олеся, вспомни о Саше. У нее просто нет шанса проплыть, а у тебя он есть. Подумай об этом». И я притормозила, сказала себе: «А чего, собственно, я боюсь? Сто метров проплыть? Да я делаю это каждый день по двести раз». И отпустило. Почувствовала, что именно ради этого сюда приехала. И вот этот миг оправдывает все то, что со мной было. За что я боролась на протяжении последних сумасшедших шести месяцев.

Я сначала и не поняла, что выиграла. Когда увидела на табло цифры и фразу «Мировой рекорд», то просто подумала: «Господи, кто же проплыл так хорошо?!» И только потом, сопоставив фамилию с результатом, поняла, что это я. Смогла только улыбнуться и послать всем воздушный поцелуй. Свою победу я посвятила Саше.

С тех пор моя жизнь круто изменилась. У меня нет ни секунды свободного времени. После Олимпиады я и с президентом встречалась, и множество интервью дала, и на Экономическом форуме в Санкт-Петербурге присутствовала – все одно за другое цеплялось. Потом мне предложили поехать в Ванкувер на закрытие зимних Паралимпийских игр. Для выступления там я за месяц научилась кататься на коньках. В Ванкувере же меня посвятили в послы Олимпиады в Сочи. Сейчас я активно сотрудничаю с оргкомитетом и очень счастлива, что могу поучаствовать в организации этого потрясающего события.

Открою секрет: до аварии я считала себя очень депрессивным человеком и даже плаксой. И только трагедия показала, что во мне есть стержень и характер. В нужные моменты я могу собраться. Я ни за что не сдамся, добьюсь своего. А еще я узнала, сколько в мире неравнодушных людей. Они появлялись на разных этапах моей жизни, и я безумно им благодарна. Теперь моя очередь помогать другим, тем, кому сейчас трудно.

Записала Юлия Решетова
Благодарим за помощь в проведении съемки «Веранду 32.05».