Почему мы цепляемся за прошлое?
Моя сестра Ж. ушла от йогурта. То есть уволилась из компании, которая производит молочные продукты, и устроилась в ту, которая производит шоколад. Теперь сидит, ругает йогурт и его хозяев. Чтоб, говорит, их затопило этим йогуртом.
Зачем тебе это, спрашиваю. Тебя же не выгоняли, ты сама ушла. Пусть люди спокойно работают на благо молочнокислых бактерий. Но у сестры Ж., к сожалению, острый язык и память, как у суперкомпьютера Deep Blue.
– Между прочим, — сладким, прямо шоколадным, голосом начинает Ж., — у твоего бывшего мужа очень симпатичная новая жена.
– Допустим. А при чем тут йогурт?
– Никаких «допустим». Когда вы развелись, ты говорила, что она страшненькая. Тебе хотелось, чтобы после тебя он встречался только с крокодилами. А мне хочется, чтобы в моем бывшем отделе случился йогуртовый потоп.
Я начала было спорить на тему крокодилов, но передумала. Правда ведь, это вполне в человеческом характере – желать после себя потопа, гордо отплывая на каком-нибудь ковчеге в новую жизнь. Трудно допустить, что без тебя все останется по-прежнему или даже улучшится. Это страх из детства – как же так, однажды меня не будет, а солнце все равно встанет? Свинство с его стороны.
С годами тема солнца отдаляется, мы переключаемся на более насущные вопросы. Люди живут в наших старых квартирах, ездят в наших старых машинах (как же я плакала, когда продавала своего первого Бегемота!), выходят замуж за наших старых мужей, которые вовсе еще не старые. Мы стоим, смотрим на все это растерянно, и в голове один вопрос: «А как же я?» Ответа не находится, зато срабатывает механизм «Пусть им будет без меня плохо». Мне случалось возвращаться в бывший офис за забытым гонораром, оглядывать знакомые интерьеры и бухтеть: какие у них тут лифты тормозные и на ковре следы от кофе, фу. «У них тут». Да я в этом лифте космические расстояния преодолела. И кофе, вероятно, сама и пролила. Но так хочется доказать коврам и лифту, что теперь мой ковчег пристал к сказочным берегам, где гуляют животные, коллеги и начальники невиданной красы.
Любая перемена – маленькая эмиграция. На нее трудно решиться – боишься, что задавит ностальгия, что не найдешь себя на новом месте и что тебя объявят невозвращенцем. Боишься и цепляешься за старое всеми, пусть и не вполне честными способами. И надеешься, что однажды отпустит и ты наконец порадуешься за тех, кто остался и счастлив без тебя.
Почти в тему
К моему отчиму пришел студент, весь вечер пил чай и жаловался на жену. Отчим долго слушал, потом не выдержал и отчитал его: «Нельзя говорить "Моя бывшая жена – жуткая стерва", надо говорить "Я был не слишком разборчив в связях".
