Остаться в живых

Одежда, в которой все продумано до мелочей, удивительная собранность в действиях и словах – Маргарита предпочитает не терять времени – сразу переходит к сути, словно каждая минута на счету. И это не удивительно – успеть надо многое. У Маргариты туристический бизнес и маленький сын. А еще молодая женщина на собственном опыте поняла: каждый отпущенный день драгоценен.

«Центр на Дубровке, где шел "Норд-Ост", находился буквально в нескольких шагах от моей работы. О мюзикле много говорили, и я с самого начала хотела его посмотреть — тем более одна моя коллега периодически доставала туда приглашения. Каждый раз, когда звала знакомых, говорила: "Ну, Рит, подожди немножко, в следующий раз обязательно тебя возьму..." Моя очередь пришла через год — это было 23 октября 2002-го. С нами поехала еще одна девушка. Втроем загрузились в ее машину — никаких дурных предчувствий не было вообще. Вечер как вечер. Даже в антракте, буквально за несколько минут до захвата, все шло как обычно. Помню, как коллега, пригласившая нас, спросила о впечатлениях. Она смотрела спектакль уже в шестнадцатый раз. Там было много сцен, во время которых слезы буквально на глаза наворачивались и дрожь пробирала. Мы искренне поблагодарили ее: "Спасибо, Оля, что нас пригласила".

Буквально через пять минут после начала второго отделения открылись все боковые двери и влетели люди в масках, во всем черном и с автоматами. Они стали стрелять в потолок и кричать: «Мы – террористы, вы – наши заложники!» Первые мгновения не могла поверить в происходящее, а у Ольги как-то автоматически вырвалось: «О! Это что-то новое!» Потом, когда мы поняли, что это не часть представления, стало по-настоящему страшно. Сумки, лежавшие у нас на коленях, подпрыгивали от дрожи. Все в зале вдруг замолчали.

Тихий ужас

Поначалу у нас была какая-то надежда, что сейчас это закончится, придут силовики и нас освободят. Но проходили минуты, потом часы... Террористы начали готовиться к минированию зала. Захватчики разрешили позвонить с мобильных родственникам, друзьям-знакомым и рассказать, что произошло. Я жила с мамой, которая в тот вечер поехала к подруге в гости. Телефон она забыла дома. Номер маминой подруги я тоже наизусть не помнила. Пришлось звонить общим друзьям. Когда они разыскали маму у подруги, было уже около десяти вечера. Подруга не стала маме ничего говорить — она даже ухитрилась выключить телевизор, сказала, что устала и надо идти спать. Утром, когда общие знакомые ей снова позвонили, чтобы обсудить ситуацию, мама услышала, как та говорит в трубку: «Нет, мы ей еще ничего не рассказывали». Мама сразу поняла, что со мной что-то случилось. Они включили телевизор, а там всем каналам показывали «Норд-Ост». Двумя годами раньше мы похоронили папу, а я – единственный ребенок. Но когда все закончилось, она призналась, что не могла представить, что меня убьют. Уверена была, что еще обнимемся.

МЫ СТАРАЛИСЬ СЕБЯ ЗАНЯТЬ, В «ГОРОДА» ИГРАЛИ, ЧТОБЫ НЕ ДУМАТЬ О СМЕРТИ

Те три дня, конечно, чувствовали себя очень тяжело. Спустя какое-то время террористы собрали у нас все мобильные, и мы остались без связи с внешним миром. У меня в сумке был небольшой блокнотик. Мы в нем все листочки исписали: играли в крестики-нолики, в города. Ни капельки свободного времени старались не оставлять. У нас сложился кружок: я со своими двумя приятельницами, двое парней и еще сзади пара сидела. В самую первую ночь террористы опустошили все бары и холодильники, которые были в театре, и раскидали их содержимое по залу. Кто смог что-то поймать, тот с этим и сидел. У нас оказался один двухсотграммовый пакетик сока на пятерых. Буквально по одному глоточку ночью выпили. Ноги стали очень сильно отекать, все разулись. Голыми ногами на холодном полу – так мы провели эти три дня. Хуже всего было морально. Хочу сказать, внешне женщины вели себя спокойней, чем мужчины, тихо, без истерик сидели и ждали. Например, там была пара англичан в возрасте, так он все это время плакал, как ребенок, а она его терпеливо успокаивала.

Все три дня меня не покидала мысль, что мы рано или поздно погибнем. И это может произойти в любую минуту. Через пять минут, десять, через час или завтра. Было несколько моментов, после которых казалось – вот он, конец. На третий день у одного мужчины сдали нервы: он вскочил и побежал какими-то огромными шагами по рядам к шахидке, которая охраняла взрывчатку. В него начал стрелять террорист со сцены. Из-за акустики в зале выстрелы звучали так, что страх накатил с невероятной силой. В этого мужчину не попали, его потом вывели и расстреляли. Зато ранили женщину, которой пуля задела селезенку, и мужчину – он остался без глаза. Каждый такой момент мы думали: «Все, конец».

На третий день нам сказали: «Завтра утром на переговоры приедет Казанцев, и, если они пойдут не так, как запланировано, начнем уничтожать заложников». Эта ночь была самая неспокойная, хотя и в другие мы практически не спали, только на время проваливались в дрему. От любого шороха, кашля, чиха все открывали глаза и смотрели, что происходит.

Но в последнюю ночь сна вообще не было, мы сидели, общались, находились в каком-то движении. Пытались представить себе, что будет с нами в конце, какой силы взрыв, что мы почувствуем, когда террористы детонируют взрывчатку. Кто-то сказал, что ничего не боится, а просто хочет отмучаться. В районе пяти утра мы почувствовали запах, очень едкий. Все начали прикладывать к носу свитера, шарфы, лишь бы его не вдыхать. Я отрубилась сразу. Секунда – и все. Следующее воспоминание: открываю глаза, вокруг – белые стены и люди в халатах, какой-то свет яркий. Говорят, когда человек умирает, он видит что-то ослепительно светлое. И я решила, что уже на том свете. Еще у меня слух пропал, ничего не слышала. А надо мной стояли люди, махали руками, что-то пытались со мной сделать. Опять провалилась в сон, а когда снова открыла глаза, почувствовала боль под лопаткой. Решила, что подстрелили. Что-то произошло, и я умерла. Потом выяснилось, что, когда меня тащили, лопнуло пластиковое колечко от бюстгалтера и впилось в спину, прокололо кожу, поэтому и болело.

Вдруг я начала различать какие-то звуки. Оказывается, в тот момент доктора хлопали меня по щекам и пытались не дать опять провалиться в беспамятство. Пытались вывести из этого наркоза. Услышала, как они снова и снова кричали: «Как ваша фамилия? Как ваша фамилия? Вы спасены. Вы спасены». Фамилию они спрашивали, потому что им срочно нужно было составлять списки живых. Наверное, это чудо, но обе мои подруги тоже оказались в этих списках».

Рассказывая о трехдневном плене, Маргарита не упускает ни малейшей детали – кто что говорил, как себя вел, куда перемещался. Одним словом, идеальный свидетель. Кажется, она может воспроизвести происходившее с точностью до минуты – и изложить все в хронологическом порядке. Историю эту ей приходилось пересказывать не раз – друзьям, близким, знакомым, теперь вот журналистам. При этом ни малейшего волнения – так же беспристрастно мог бы вещать диктор. Конечно, после тех страшных трех дней прошло более восьми лет. Однако такая память на детали, скорее, говорит о том, что до конца трагедия вряд ли отпустит. Просто в силу своего характера Маргарита научилась со страшными воспоминаниями справляться. Для этого, правда, пришлось поработать над собой.

Все в прошлом

«После выписки из больницы образ зрительного зала "Норд-Оста" меня не покидал. Еду в транспорте – картинка вдруг встает перед глазами, в результате пропускаю нужную станцию. Или иду по определенному адресу и знаю, что мне сейчас нужно повернуть направо, но эта застывшая картинка в голове куда-то ведет на автомате, и я прихожу в себя, когда уже прошла три дома.

Общаясь с людьми, я не видела их лиц, перед глазами висела все та же картинка. В результате получилось так, что через знакомых попала на прием к психологу, которая работала в МВД и как раз готовила сотрудников, служивших в различных спецотрядах. Некоторые из них участвовали в операции по нашему освобождению. И она смогла помочь мне избавиться от этой картинки. Начала с того, что расспросила, что именно я вижу, как выглядит картинка, цветная она или черно-белая, не поблекли ли краски. Потом мы попытались представить, что изображение зрительного зала находится на белом листе, что этот лист – бумажный и его можно порвать, порезать, выкинуть. Сначала его сворачивали пополам. Потом еще раз восемь. Психотерапевт заставляла меня мысленно мять этот лист как можно сильнее. Бросать его в мусорное ведро, которое стояло рядом со столом. Потом мы его «поджигали». Я наблюдала, как это все сгорает. Видела пепел. В конце сеанса доктор спросила: Что у вас сейчас перед глазами? – Телевизор на стене. – Замечательно! А меня вы видите? – Да. – А вы можете воспроизвести картинку зрительного зала? Она стала более смазанная? – Я ее сейчас вообще не могу представить.

Теперь я все еще помню, кто где находился, как это выглядело, какой занавес был в зале, какого цвета были кресла, но это уже как бы со стороны, извне. И это не так страшно. Благодаря работе с психологом я ожила, начала отходить.

Несчастье помогло

После освобождения в моей жизни стали происходить удивительные перемены. В первый же рабочий день курьер принес мне охапку роз — я не могла понять, от кого. Отправитель сам позвонил вечером. Оказалось, как в пословице: не было бы счастья, да несчастье помогло.

Мы сотрудничали с одной компанией по производству рекламных баннеров. Там работал молодой человек, который регулярно бывал у нас в офисе, но графики наши не совпадали. Он приезжал ближе к семи, когда меня на рабочем месте уже не было – всегда уходила вовремя, чтобы успеть на электричку. Зато он успел изучить фотографию, которая стояла у меня на столе, – замечу, очень удачную.Начал интересоваться мной, спрашивать у коллег, почему мы не пересекаемся. Когда я была в заложниках, кто-то передал ему, что та самая девушка с фотографии находится в «Норд-Осте». У него что-то внутри екнуло – стал думать, переживать, следить за новостями.

ЗА ТРИ ДНЯ В «НОРД-ОСТЕ» ПОНЯЛА, ЧТО ОЧЕНЬ ХОЧУ РЕБЕНКА

Следом за присланными цветами появился и он сам на пороге моего кабинета – предложил проводить до дома. Я отказалась – видеть никого не хотела. Звонки с вопросами о самочувствии, предложениями подвезти продолжались неделю. За это время успела появиться связь с этим человеком, можно сказать, взаимоотношения.

В «Норд-Осте» сидела и думала, что у меня нет детей, значит род на мне закончится. После освобождения у нас с мамой был разговор. Я призналась, что решила родить ребенка, хотя у меня не было мужа, отношений. Мама в этом вопросе поддержала. Оставалось найти человека, от которого можно было родить здорового ребенка. Поэтому я довольно быстро откликнулась на внимание коллеги. Мы стали общаться, он подвозил меня до Ярославского вокзала, где я садилась на электричку. Однажды он решил пригласить в театр. Конечно, я отказалась — боялась, что не смогу войти в зал. Но он меня уговорил. После этого похода в театр у нас с Иваном начались отношения. И я очень быстро забеременела. Возможно, даже после первой нашей ночи.

Приближался Новый год. Где-то в двадцатых числах декабря поняла, что жду ребенка. Срок – около месяца. Решила, что с будущим отцом ребенка надо плавно расстаться, не хотелось нагружать проблемами. Но Ванины планы и намерения, видимо, от моих отличались. Когда начала избегать свиданий, ссылаясь на плохое самочувствие – у меня практически сразу начался сильный токсикоз, – он приехал ко мне сам. С цветами, фруктами, как к тяжелобольной. Начал расспрашивать, что со мной, и в результате вывел на откровенность. Когда сказала про беременность, безумно обрадовался, разве что до потолка не прыгал. Прямо в новогоднюю ночь сделал предложение по всем канонам.

С этого для меня началась новая история. У нас родился ребенок, а через два месяца скоропостижно умерла мама — оказалось, онкология в тяжелой стадии. Ей тогда было 60 лет, а мне – 28. И опять радость смешалась с горем, ведь у нас с ней были очень близкие отношения. Эту ситуацию восприняла так: подарив сына, Бог дал мне возможность пережить смерть родного человека. Забота о ребенке отвлекала, сглаживала боль. Иногда ловлю себя на желании, чтобы сын увидел бабушку, ровно на секунду, и понял, что они были за люди».

О своей матери Маргарита готова говорить бесконечно – она знает, что, не будь их связь так сильна, сил бороться за жизнь после освобождения из «Норд-Оста» у нее было бы меньше. Теперь у нашей героини появились сын и муж, и она знает, что встреча с ними – огромный подарок.

«Те три дня научили меня по-другому смотреть на мир. Знаю, что с любимыми ссориться безрассудно. Из-за некоторых пустяков даже переживать не стоит. Пройдет день-два – и все встанет на свои места. Главное, чтобы близкие были здоровы. Ценю каждый прожитый день, даже если он прошел плохо. Главное, чтобы кто-то или что-то осталось после тебя. Дети, творчество, бизнес.

О событиях «Норд-Оста» сейчас вспоминаю редко. А вот мой муж – наоборот, рассказывает всем. Для него это роковой поворот в судьбе. Не случись трагедии, наши пути никогда бы не пересеклись. Жизнь у нас, конечно, не сахар. Всего добиваемся своими силами. Но мы друг друга поддерживаем: как-то сплелись в одно целое, во всех радостях и горестях всегда вместе».

Анастасия Резниченко
Фото: Алексей Башмаков, Игорь Хузбашич PhotoExpress (2) Fotolink (1)