Как изменились стандарты мужской красоты за 100 лет

А вот в десятых годах совершенно необязательно было смотреть на самого мужчину, потому что в первую очередь внимание привлекал его безупречный костюм. И его безупречные усы, залихватски подкрученные вверх.

К середине 20-х годов кинематограф достиг невиданных прежде высот: появились крупные планы, средние планы и движение камеры. А это значило, что мужской красотой теперь можно было любоваться со всех сторон. И она обязана была стать безупречной: мужественный овал лица, выбритый подбородок, гладко зачесанные волосы, яркие брови. Ничего лишнего.

Двадцатый век, наконец, разогнался: с этого момента время словно ускорится, а перемены станут стремительными. Тридцатые — первый шаг на старте: рафинированная элегантность наскучила дамам. Мужская красота тридцатых — это красота с налетом небрежности, а идеальный мужчина — это авантюрист. Тот самый авантюрист, которого играл в каждом своем фильме неподражаемый Кларк Гейбл.

Военное время не могло не оставить свой отпечаток в истории мужской красоты: идеальный мужчина сороковых — это, конечно же, бравый солдат — сильный мужчина в военной форме.

Время рокабилли! Бунт молодежи пятидесятых сейчас кажется нам каким-то кукольным, ненастоящим: он слишком хорошенький, слишком приглаженный. Что и неудивительно, учитывая, что мир хотел как можно скорее забыть о войне. Забыть и погрузиться в удовольствия. А что может быть приятнее, чем смотреть на Элвиса Пресли, а? Только смотреть на Элвиса и слушать Элвиса.

Шестидесятые – золотой век: студенческие протестные движения диктовали свою волю политикам, барышни раскачали мир и запустили вторую волну феминизма, ученые изобрели, наконец, противозачаточные таблетки, а рок-н-ролл повзрослел и вот-вот был готов породить настоящий рок. Шестидесятые – время молодых и оптимистичных. Неудивительно, что красивый мужчина тогда должен был выглядеть как вечный мальчик: тонкие черты, свежий и чистый взгляд, наивная полуулыбка. Ах!

Семидесятые — эпоха хиппи: бродяги и пацифисты, презирающие материальные ценности и строгие правила, сделали своей иконой Джима Моррисона, человека, который упоенно разрушал настоящее произведение искусства — себя самого. Естественно, идеальный мужчина той эпохи должен был походить на Джима: длинные растрепанные волосы, потусторонний взгляд, обнаженный торс. И хаос внутри.

В восьмидесятые девушкам внезапно надоели свободолюбивые бунтари, бездомные поэты и музыканты, упоенно занимающиеся саморазрушением. Девушкам захотелось видеть рядом с собой сильного мужчину. И тут на сцену вышел великолепный мистер Олимпия, Железный Арни. В восьмидесятые мужчина, который желал быть привлекательным, должен был как следует поработать. Качая железо, конечно же.

Девяностые — самое сумасшедшее десятилетие XX века, время, в котором все менялось с утроенной скоростью, в том числе и символы эпохи. Естественно, что идеалом этого времени мог стать только Курт Кобейн — мужчина, которому все равно, как он выглядит. Что, впрочем, не мешало девушкам мечтать о том, чтобы рядом с ними оказалась копия Курта: небрежно одетый, непричесанный и небритый вечный мальчик с безумными глазами.

Нулевые принесли в мир новый тренд — метросексуальность. Мужчины, наконец, начали ухаживать за собой как следует. И хотя сейчас нам кажется, что некоторые все-таки перегибали палку, умопомрачительные прически Дэвида Бэкхема мы точно никогда не забудем. Это было великолепно!

На самом деле, мы до сих пор не очень понимаем, что это было: почему нам нравились ножки-веточки в скинни-джинсах, очки в роговой оправе на юных лицах, гульки на макушке и странные майки. Но это было буквально вчера. Впрочем, кажется, мы знаем секрет: прекрасный мужчина может выглядеть сколь угодно нелепо, но от этого он не станет менее прекрасным. Как Джаред Лето, например.

О, да! Наконец-то! Наконец-то мир влюбился в настоящих крутых парней! Суровые бородачи с непослушными гривами, кое-как собранными в хвост на затылке, — это прекрасно. Татуировки и клетчатая рубашка обязательны, топор — опционально. Но с топором, как нам кажется, образ ламберсексуала все-таки убедительнее.