Татьяна Зыкина: «Нет во мне светскости»

VOICE: Почему вы перенесли встречу из кофейни в суши-бар?

ТАТЬЯНА ЗЫКИНА: Это практически единственное место, где я могу поесть. Тут готовят мои любимые роллы с грибами (а я год ем только растительную пищу). Кофейни не люблю как класс: однажды мы с группой выбрались вместе на «Аватар», а перед сеансом заскочили в одно из таких заведений. Парни пили чай, а я заказала шампанского...

C: Вы его по каким случаям пьете?

Т: По любым. Был выходной, у всех хорошее настроение... Мне принесли выдохшееся шампанское. У моих ребят случился триумф воли, они вызвали официанта, объяснили, чем шампанское отличается от простого вина. И потребовали принести бокал с пузырьками. Суетился менеджер, клокотал бармен. Свое мы получили, но с тех пор я еще больше не люблю такие места.

C: Поскандалить в ресторанах любите?

Т: Как раз наоборот. И ругаю себя за это. В нашей стране нельзя щелкать клювом. Я это называю умением или неумением нести ответственность за себя. А мне нужен человек рядом, который будет эту ответственность со мной делить, станет беспокоиться, как я дойду до дома, взяла ли я с собой кошелек, поела ли я, выспалась. Вообще, нет во мне светскости. Не люблю, когда меня обслуживают. К тому же, как уже сказала, я приверженец веганства, а подходящих мест в Москве крайне мало.

C: Давно вы вегетарианка?

Т: Вегетарианцы едят молоко и яйца, а я, как веган, только растительные продукты. Началось это год назад после чудных гастролей в Тюмени. Нас там очень хорошо принимали, в ресторанах столы просто ломились – икра, оленина, красная рыба. Мы думали, может, у нас обед с каким-нибудь губернатором. Как-то я вот так пообедала и вдруг поняла, что мой лимит исчерпан. Я сыта. И решила питаться иначе. Так что Тюмень вспоминаю с особым трепетом.

C: Дома что едите?

Т: Признаюсь – обожаю готовить. Я такая домохозяйка, что прямо курочка! Или... как это? Наседка? Да, наседка! Недавно был удачный день – я приготовила вкусный суп-пюре с луком-пореем. Готовка для меня – творчество.

C: Кто вас этому научил?

Т: Если в доме вкусно готовят и ты понимаешь, как это интересно, то вовлекаешься. Так было и со мной. Моя мама готовит вкусно и просто. Скажем, она не станет заморачиваться над грибно-ветчинным муссом или салатом со спаржей и кешью. Да я и сама стараюсь не уходить в экзотику и почаще напоминать себе, что такое тушеная картошка и борщ. Иногда слышишь: сегодня я приготовила фраппе или там фламбе... Так и хочется спросить: ты плов-то сделать сможешь?! Или щи?

C: А вы и плов, и щи сумеете?

Т: Да. Может так случиться, что ты окажешься в деревне, и надо будет как-то себя прокормить прямо с грядки.

C: Видимо, с музыкой то же самое. Вы на какой росли, воспитывались?

Т: В раннем детстве слушала то, что любили родители, – Элтона Джона, Фрэнка Дюваля, Патрисию Каас. То есть более или менее интеллектуальную музыку. А вот соседи увлекались «Сектором Газа». Потом стала музыку выбирать сама. Никогда не любила The Beatles и до сих пор этого стыжусь. Конечно, слушала Depeche Mode. Не помню, какого года их альбом Violator?

C: 1990-го.

Т: А я думала, 1987-го.

C: 1987 – это Music for the Masses.

Т: Точно. Ну вот, у меня из ранних «Депешей» были Black Celebration и Violator. Это просто событие в мировой культуре! Столько лет прошло, а я сейчас слушаю эти песни – и меня всю переворачивает. В Ижевске сложно было купить хорошую музыку. Ее можно было услышать на «Европе Плюс» или увидеть по кабельному. В какой-то момент запала на The Cranberries. Нигде не могла их найти. У нас на остановках стояли длинные картонки с натыканными кассетами. Но там не было такой музыки. И как-то раз на рынке я спросила у продавца: «Есть группа Cranberries?» – «Есть». Представляете, что со мной произошло?! Сегодня ты услышал песню, через полсекунды скачал ее из Интернета, разочаровался и забыл... Позже я слушала Аланис Мориссетт, Бьорк. Долго любила The Prodigy. И хотя говорят, их концерт в Москве оказался не очень, альбом Invaders Must Die – шедевр!

C: Кто в Ижевске гастролировал?

Т: Да мало кто на самом деле. Помню, была на концерте группы «Мумий Тролль». На Агутина ходила, правда, по работе – делала интервью для ТВ. Я на концерты и в Москве хожу мало. В сентябре вот приезжает Тори Амос, мой многолетний кумир, певица, которая просто изменила мою жизнь. И самый главный вопрос, который меня терзает: пойти или нет?

C: Боитесь разочароваться?

Т: Да. Последние два альбома мне очень не понравились, к тому же петь она будет в «Крокус Сити Холл» – и неизвестно, каким будет звук. А вдруг она окажется маленьким рыженьким мышонком? Что я тогда буду делать?

C: Это Тори Амос сказала музыканту Led Zeppelin Роберту Планту, что мечтала переспать с ним в детстве? А он ответил: давай сейчас, еще не поздно.

Т: Да-да! Я помню эту историю, она очень хотела за него замуж... Именно благодаря Тори я узнала, какой хороший этот Роберт Плант. Однажды смотрела концерт с его участием, он из тех старых звезд, кто во время выступления заряжает зал колоссальной энергетикой. Плант точно неслучайный человек на сцене. Сама я до конца не уверена, что я неслучайный человек на сцене.

C: Детство в Ижевске – это скучно?

Т: К счастью, детство никогда не бывает скучным. Плохое забывается, и ребенок не знает, что бывает по-другому. Хотя все разные. Скажем, моя сестра Юля считает, что у нее было тяжелое, грустное детство. С моей же точки зрения, оно офигительное! Я вспоминаю, какое печенье стряпала мама, как мы ходили за грибами. У меня отличные родители, которые очень друг друга любят, прекрасный пример семьи – редкость.

C: Чем Москва похожа на Ижевск?

Т: В районе, где я живу, по дороге до дома в одном месте у меня постоянно возникает ощущение, что я в Ижевске, что сегодня суббота и я иду в гости к своей подруге Катюхе. И хотя по Ижевску я совсем не скучаю, эти ассоциации мне всегда поднимают настроение.

C: Что там у вас с фамилиями и псевдонимами?

Т: Когда я начала работать на радио в Ижевске, мне показалось, что моя фамилия слишком неоригинальна. Решила, что возьму несклоняемый псевдоним. Украинскую фамилию с окончанием на -чук или -щенко я не хотела, выбрала армянскую – Баграмян. А когда читала новости в кадре или работала корреспондентом, была Зыкиной. Все, что касалось неформального, было связано с Баграмян – музыка в том числе. Потом в моей жизни возник журналист Александр Кушнир, он знал меня как Таню Баграмян и предложил работать вместе: «Мне неловко говорить об этом, но, может, вы придумаете псевдоним?» Когда я сообщила ему настоящую фамилию, он сказал: «Ну вот, здесь даже делать нечего». Со временем поняла: правду говорить всегда проще.

C: Согласитесь, приход в музыку певицы с фамилией Зыкина – это то же самое, как если бы в политику пришел человек с фамилией Ленин.

Т: (Смеется.) Ого! По сути да.

C: Вами родной город гордится?

Т: Нет. Не знаю, с чем это связано, но мы долго не могли приехать в Ижевск, никто не мог помочь с организацией концертов. Было странно: всем интересно нас послушать, а Ижевску – нет.

C: В итоге вы ведь выступили там?

Т: К тому моменту мы уже объехали всю страну.

C: Помидорами вас не закидали?

Т: Сыграли хорошо, ожидания, видимо, оправдали, помидорами закидывать было не за что. Хотя друзья из местных СМИ мне рассказывали, что отправить ко мне на интервью журналистку – это был отдельный аттракцион. Девушки говорили: «Почему это я у нее должна брать интервью, а не она у меня? Кто она такая?» Я понимаю, что это пренебрежительное отношение из-за того, что стартовые позиции у нас с ними были одинаковые. Знаю, что мною гордятся родители, друзья, и мне этого достаточно. Не злюсь ни в коем случае – у меня почти вся жизнь связана с Ижевском, все детство.

C: Вас спрашивали, вернетесь ли вы в Ижевск?

Т: Да. Решила, что надо говорить: «Конечно, однажды я вернусь». У меня там есть квартира – случись что, мне есть куда отступать. Хотя, наверное, так думать не очень полезно. Гораздо правильнее считать, что у тебя новая жизнь и назад пути нет. Впрочем, если я стану семейной женщиной, рожу 28 детей, то зачем мне эта Москва? Уеду в Ижевск. Там дача и прочие прелести.

C: Как родители относятся к вашей столичной деятельности?

Т: Я с 17 лет работала на телике, была внештатным корреспондентом, пахала день и ночь, без графика и трудовой книжки. Бросила университет. Уже тогда я была ребенком, который вызывал тревогу. И это нормально, я бы на их месте тоже беспокоилась. У меня и сестра не офисный служащий. А когда я начала заниматься музыкой, мне было гораздо страшнее, чем работать в новостях. Тут уж точно нет никаких гарантий стабильности. Но зато родители видят, что я счастлива, что я на своем месте, и, хочется думать, они понимают, что я делаю свое дело хорошо. Я посылаю им свои сочинения. Кажется, это была песня «В доме в моей груди» или «Замерзаю» – не помню точно, но мне тогда папа в ICQ написал: «Мы с мамой слушали и не знали, когда ты успела пережить все то, о чем поешь». И это ведь правда любопытное ощущение: кажется, твой ребенок – что он может думать, соображать? А оказывается, он соображает, страдает. Болезненно для мамы выяснить, что мне однажды было плохо в личном плане, что я сильно переживала. Она слушала песню и понимала: ее не было рядом со мной в этот момент, она об этом даже не знала. Ведь я же не буду рассказывать ей по «Скайпу», что у меня да как. Мы обычно всякие бытовые вещи обсуждаем. Поэтому моя музыка – это личный дневник, к которому можно иметь доступ.

«У меня отличные родители. Прекрасный пример семьи».

C: Ваша сестра Юлия пишет стихи под псевдонимом Яшка Казанова. Вы обе девушки творческие, как вы ладите?

Т: У нас совсем не родственные отношения. Был период, когда мы вообще не общались, потом, наоборот, стали очень дружить, виделись ежедневно. Затем снова перестали. У нее началось что-то личное, у меня тоже. И сейчас не часто видимся. Я знаю, что у нее вышла книжка, потом аудиокнига, которую озвучила известная актриса, но это ее жизнь. А моя музыка – моя жизнь. Сестра бывает у меня на концертах. Может, это не более чем визит вежливости. Во всяком случае, у нас не принято, чтобы я после концерта спросила: «Ну как тебе?», а она бы с придыханием ответила: «Хорошо! Ты молодец!»

C: Вы могли бы сотрудничать?

Т: У нее самодостаточные тексты, к ним музыка не нужна. А мне все-таки интереснее сочетание мелодии и слов. Плюс мне тяжело петь песни на чужие стихи. Одно дело, когда это спецпроект, как в случае с фильмом Сергея Соловьева «Одноклассники» (для него Татьяна исполнила композиции Анны Соловьевой на стихи Солы Моновой. – Прим. VOICE). А написать мелодию на чужие слова для себя я просто не могу. В этом смысле я авторитарна.

C: Как считаете, вы обладаете нестандартным талантом, или он есть у многих, а вам просто повезло?

Т: Со мной сейчас все происходит вопреки обстоятельствам. Кризис перекрыл кислород многим творческим людям. Нет денег на студии, у звукорежиссеров нет работы. Если раньше было достаточно писать хорошую музыку и репетировать на квартире и пусть фиговенько, но играть, то сейчас люди уже знают, что такое качество, для этого нужны инструменты, репетиционная база. У меня это появляется вопреки обстоятельствам. Но считаю, что этого заслуживаю. Я слушаю почти все, что появляется. Захожу на сайты радиостанций, смотрю рейтинги лучших 40 композиций и потом ищу их все «ВКонтакте». Вы знаете, это в большинстве своем черт-те что. Слушаю и думаю: ну хоть одна песня, хоть строчка, ну пожалуйста... В итоге выбираешь какой-нибудь один трек, на четверочку, – пусть хоть это будет. Пока что я не вижу в современной музыке ничего такого, что могло бы меня тронуть больше, чем то, что делаю я сама.

C: Вы приехали в Москву вполне самобытной девушкой, но начали работать с профессионалами, которые стали учить вас, как лучше писать песни...

Т: Понимаю, о чем вы. Думать о том, привязчивая ли мелодия выходит, понятны ли твои стихи слушателям, то есть купят они это или не купят, нельзя. Стоит всегда писать так, будто ты в непроницаемом коконе. Иначе песни становятся не моими, и люди чувствуют эту фальшь на концертах.

C: Как же вы ищите компромисс с продюсерами, ведь им-то нужен формат?

Т: У меня сейчас нет продюсера. Собственно, вся сложность с выпуском первого альбома и заключалась в поисках этого компромисса. «Ощущение реальности» был выстраданным по материалу альбомом, песни были очень ценны для меня, но то, во что некоторые из них превратились, – большая утрата. Потеряна часть того, что я хотела бы вложить в свою музыку.

C: Какие отношения у вас сохранились с Александром Кушниром?

Т: Я ему благодарна, как раз он всегда был на моей стороне.

C: Кто вас «ломал»?

Т: Это неправильное слово. Другую сторону представлял лейбл. Так всегда и бывает. Музыканты – за творчество, администрация – за здравый смысл.

C: В своей книге «Хедлайнеры» Кушнир писал, как отстаивала свою правоту Земфира. Почему так не делали вы?

Т: Я учусь этому. Сейчас я все четче представляю. Хотя до сих пор ничего не смыслю в ротации песен на радио. Мне кажется, что радио – тупик, там нечего ловить. Мне говорят: давайте запишем эту песню, это же радиохит. Не понимаю почему? По-моему, так себе песня. Если мне ее не жалко, записываем. Если же предлагают поменять фактуру и структуру, текст, я непреклонна.

Т: Понятия не имею, как мы там оказались. На «Муз-ТВ» до этого момента клипы не ротировались, однажды я принимала участие в программе «Мафия». Безусловно, факт номинации на премию мне приятен.

C: У вас есть друзья в шоу-бизнесе?

Т: У меня в музыке есть знакомые.

C: Скажем, с Биланом вы знакомы?

Т: А, нет. Максимум, кого я знаю, – «Город 312», у нас был общий лейбл. С кем-то мы пересекаемся на фестивалях или в гримерках телестудий.

C: С Земфирой...

Т: ...мы никогда не виделись.

C: Опасаетесь этой встречи? Ведь реакция может быть непредсказуемой.

Т: Нет. И я знаю, какая будет реакция. Ее же однажды спросили: знаете, есть такая Таня Зыкина, вас часто сравнивают? Она ответила: «Я о себе лучшего мнения». И я подумала: «О-о, матушка моя, я умываю руки».

C: Вы при встрече с ней поздороваетесь?

Т: Мы же взрослые люди, конечно.

C: И отбежите на безопасное расстояние?

Т: Ну нет, я ее не воспринимаю как...

C: ...источник опасности?

Т: Не воспринимаю как гуру, перед которым надо испытывать страх. Для меня просто есть артист такой – Земфира.

C: Зовут вас куда-нибудь тусоваться?

Т: Зовут. Но я обычно спрашиваю: а можно не ходить? Я замкнутый человек, не люблю, когда много людей, тем более чужих. И потом, чтобы ходить по вечеринкам, нужно наряжаться.

«Моя музыка – это личный дневник, к которому можно иметь доступ».

C: Видел в Интернете ваше фото, где вы в футболке с надписью: «Все бабы как бабы, а я – тупая п...».

Т: У нас был концерт, и мы играли дебильные песни, к которым я серьезно не отношусь – «Нора», «Веселые старты». Это песни-жвачки, лишенные меня как таковой. И мне хотелось подчеркнуть такое настроение концерта. Еще я считаю, что у людей дефицит самоиронии. Мне любопытно наблюдать, как с возрастом вокруг каждого нарастает опыт, интеллектуальный слой, но если вдруг это отбросить и оставить суть, то самое верное и честное, что можно заключить, это «я – тупая п...».

C: О мужчинах вы что думаете?

Т: Загадочные существа. Чем дальше, тем больше понимаю, что ничего в них не понимаю. Это меня пугает. Вроде как можно мужчину спрогнозировать, но система постоянно дает сбой.

C: Что вам нужно, чтобы написать песню? Помимо блокнота и ручки, конечно.

Т: Прежде всего внутренний коллапс. В состоянии счастья я писать не могу. Никогда. Возможно, это свойство характера.

C: Сами себе жизнь отравляете, да?

Т: Увы, да. По крайней мере, если коллапс случился, стараюсь его продлить, потому что потребность писать уже физиологическая. Конечно, можно и без этого слепить светлую песню почти ни о чем. Я этот жанр называю «гей-поп» – они на дискотеках танцуют под очень специфическую музыку.

C: Глория Гейнор, I Will Survive?

Т: Именно. Нужен очень мощный позитивный заряд, потому что очень несладкая жизнь у большинства из этих людей. Но в работу я данную тему пока не пускаю, хотя все возможно.

C: Вам сестра тогда спасибо скажет, она же яркая защитница интересов секс-меньшинств.

Т: (Смеется.) Верно. Мне как раз недавно предложили участвовать в одном проекте против гомофобии.

C: И все же, у вас влюбленность мешает творчеству или идет ему на пользу?

Т: В самом начале – на пользу. Потому что влюбленность – очень нестабильная, тревожная ситуация.

C: А творчество – влюбленности?

Т: Если рассматривать песню как мини-исследование личной ситуации, ни до чего хорошего не доходишь. Если начинаешь писать песню про то, что случается легкое дерьмецо, вряд ли в конце вдруг осознаешь, что это мелочи. В финале так: все дерьмо, и я делаю ноги. Творчество, как любая рефлексия, влюбленности мешает. Надо не анализировать, а наслаждаться безумием.

C: Вам сложно найти спутника жизни?

Т: Не сложно физически кого-то рядом с собой материализовать, сложно самой настроиться на счастье. Я избалована, я была очень счастлива много лет. И сейчас, когда у меня закончились длительные отношения, знаю, чего хочу и чего не хочу в новой истории. И мне нелегко сторговаться с собой. Я жду от человека так называемого «выражения воли». Когда не нужно ему подсказывать, как тебя любить, хочется быть частью его решения. Я человек, настроенный отдавать, у меня внутри много любви и нежности, но если все будет складываться так, как мечтаю, боюсь перестать писать. Или страх того, что любое счастье закончится, не даст покоя.

C: Но рано или поздно выбирать между творчеством и семьей придется?

Т: Может, удастся как-нибудь лавировать... (Смеется.)

Беседовал Андрей Захарьев

ФОТОГРАФ: ВЛАДИМИР ШИРОКОВ. АССИСТЕНТ ФОТОГРАФА: ГРИГОРИЙ ШЕЛУХИН. ПРОДЮСЕР: ЮЛИЯ ТКАЧЕНКО. ВИЗАЖИСТ: НАДЕЖДА КНЯЗЕВА, @THEAGENT.RU. МАКИЯЖ ДЛЯ MAC. ПРИЧЕСКА ДЛЯ TECNI.ART L’OREAL PROFFESSIONNEL. СТИЛИСТ: ВЕРА ТОНКИХ. НА ТАТЬЯНЕ: ПЛАТЬЕ, PATRIZIA PEPE

Видео: Арина Баранова, Анна Гогичаишвили.